Кузница Тьмы - Стивен Эриксон

жестче с тех пор, как она делила с ним постель. Несмотря на гладкую кожу и красивые черты, вызывавшие воспоминания о лучших временах, в тот день, когда струи дождя падали на его незащищенное лицо, повелительнице вдруг показалось, будто он гораздо старше ее.

Хиш не была склонна разглядывать себя. Собственное отражение всегда вызывало у нее странное суеверное чувство, и она избегала смотреть на себя в зеркале или в мутной поверхности воды; этот образ почему-то казался Хиш призрачной тенью какой-то похожей на нее женщины, существовавшей в параллельном мире, где все тайны оставались невидимыми, а все сцены, разыгрывавшиеся в воображении, приносили плоды. Она боялась обнаружить в себе недостойную зависть к этой другой жизни. Однако больше всего повелительницу тревожила мысль, что она может встретиться взглядом с той таинственной дамой и увидеть в ее стареющих, полных тоски глазах нечто сокровенное, узреть там все свои утраты.

Письмо дрожало у нее в руках. Мужчины, подобные Аномандеру, заслуживали того, чтобы оставаться неизменными: по крайней мере, Хиш всегда так считала и готова была придерживаться этой веры, будто та могла защитить их общее прошлое. Слухи о превращении, которое произошло с Аномандером под воздействием таинственной силы Матери-Тьмы, повергали ее в страх. Неужели мало было той тьмы, что внутри тела? Увы, неизменными оставались лишь воспоминания о довоенной поре, а если Хиш и пыталась в последнее время их подавить, то винить в этом она могла лишь себя.

Каким увидит она Аномандера на этот раз? Что Хиш могла ответить на личное приглашение от давнего возлюбленного присутствовать на свадьбе его брата? Лицо Аномандера посуровело, бросая вызов даже нежным ласкам дождя. И теперь он наверняка предстанет перед ней словно бы вывернутым наизнанку, но с теми же острыми гранями, а разделяющее их расстояние уж точно не уменьшится.

Хиш боялась проявлений жалости со стороны Аномандера и стыдилась собственной слабости перед ним.

Внизу суетились слуги, отчищая остатки ила и грязи после наводнений. Письмо, которое Хиш держала сейчас в руках, она получила много дней назад, но до сих пор так еще на него и не ответила, что само по себе было невежливо, и никакой выход реки из берегов не мог оправдать ее молчания. Вполне возможно, однако, что Аномандер уже успел забыть о своем предложении. Жизнь в Цитадели била ключом, одно событие сменяло другое. Как Первый Сын Матери-Тьмы, он, скорее всего, чувствовал себя в плену обстоятельств, вполне способных отвлечь его даже от предстоящей свадьбы брата. Вполне возможно было представить, что он опоздает на торжества, надеясь, что Андарист его простит. И в такой момент женщина рядом с Аномандером стала бы лишь источником ненужного замешательства, и ничем больше.

Назначенное время приближалось. У Хиш хватало забот в собственном доме. Погреба превратились в болото из гниющих съестных припасов и маленьких пушистых трупиков утонувших или увязших в иле мышей. Более того, в день наводнения умерла престарелая бабушка одной из служанок (возможно, от испуга, ибо старуха поддалась панике еще до того, как темные воды ворвались в ее спальню), и теперь влажный воздух помещений внизу был пронизан трауром, а пребывавшая в смятении служанка нуждалась в утешении.

Однако, вместо того чтобы заняться делами, Хиш сидела сейчас у себя в кабинете, одетая не в традиционное платье хозяйки дома, но и не в наряд, подобающий знатной даме, которая отправляется на свадьбу. Она снарядилась на войну. Кожаные доспехи были начищены до блеска; все бронзовые заклепки находились на месте, сверкая, будто отполированные драгоценные камни; все пряжки и застежки были в полном порядке. На боку у женщины висел прекрасный ираллтанский меч, выкованный четыреста лет тому назад, который она чтила за его верную службу. Меч покоился в ножнах из лакированного чернодрева, опоясанных серебром, блестевшим от постоянного соприкосновения с ее бедром.

На спинке ближайшего стула Хиш ждал синий плащ с высоким кремовым воротником. На столе перед ней лежали новые перчатки из черной кожи с железными вставками, переходившими на запястьях в чешую. Манжеты оставались жесткими, но слуги специально разрабатывали пальцы и ладони, пока те не стали достаточно гибкими.

Во дворе внизу ждал конюх, державший поводья боевого коня повелительницы.

Ох, как бы во всем этом не усмотрели оскорбление… Хиш снова представила суровое лицо Аномандера и ярость стоящего позади Андариста. Вздохнув, женщина положила приглашение на стол и, встав, подошла к стулу. Сняла оттуда плащ и, набросив его на плечи, защелкнула застежку на шее; затем взяла перчатки и направилась в соседнюю комнату.

Стоявший перед повелительницей старик здорово прихрамывал, но отказался от ее предложения сесть. Сопровождавший его мальчик крепко спал на диване, все еще в лохмотьях и покрытый, будто второй кожей, слоем грязи. На мгновение задержав взгляд на ребенке, Хиш посмотрела на Гриппа Галаса.

– А я порой думала, что с тобой случилось, – сказала она. – Аномандер высоко ценит верность, а твоя преданность ему не подлежит ни малейшему сомнению. Ты всегда позволял нам с твоим хозяином побыть наедине, вплоть до того, что отвлекал внимание его отца.

Взгляд Гриппа смягчился, будто он вспомнил те времена, но лишь на мгновение.

– Госпожа, хозяин нашел мне иное применение, во время войн и после.

– Аномандер рисковал твоей жизнью, Грипп, хотя на самом деле ты вполне заслужил того, чтобы уйти на покой и обосноваться в собственном уютном доме где-нибудь в сельской местности.

Старик нахмурился:

– Вы описываете могилу, госпожа.

За все время их разговора ребенок даже не пошевелился. Хиш снова взглянула на него.

– Ты говоришь, при мальчике есть записка?

– Да, госпожа.

– Тебе известно ее содержание?

– Парень тщательно ее оберегает.

– Не сомневаюсь, но сейчас он спит как убитый.

Грипп вдруг словно бы стал ниже ростом.

– Мы потеряли лошадь в реке. Едва оба не утонули. Госпожа, парнишка этого не знает, но записку, которую он держит в оловянной трубке, теперь невозможно прочесть. Чернила размазались и частично смылись, и ничего с этим уже не поделаешь. Но печать на пергаменте сохранилась, и письмо определенно из ваших владений.

– Могу поспорить, это писала Сукуль, – задумчиво проговорила Хиш Тулла. – Стало быть, он из рода Друкорлатов?

– Так нам объяснили, госпожа.

– И его отправили в Цитадель?

– Под опеку Детей Ночи, госпожа.

– Дети все уже выросли, – сказала женщина.

Грипп промолчал.

Хиш то и дело замечала во взгляде старика нечто странное, какой-то едва заметный блеск, и ее это слегка удивляло.

– Госпожа, мальчик настаивал, чтобы мы сперва отыскали вас.

– Я так и поняла.

– Хотя я предпочел бы отправиться прямиком к своему хозяину.

– Однако ты