Кузница Тьмы - Стивен Эриксон

лодки; и говорили, будто лес кишит отрицателями, выступившими в поход – но никто не знал, куда именно.

В Цитадели царили замешательство и разлад. Рассказывали, будто верховная жрица Синтара, побелевшая кожа которой утратила все признаки жизни и, возможно, здоровья, сбежала, ища убежища в каком-то неведомом месте.

Келларас мало что из этого понимал. Ему казалось, будто целый мир внезапно пошатнулся, лишив всех твердой почвы под ногами, словно даже сами законы природы вдруг стали ненадежными. Среди жрецов царил хаос. Вера превратилась в поле боя, и ходили слухи о пролитой в лесах крови, об убитых в своих хижинах отрицателях. И тем не менее, насколько было известно Келларасу, его повелитель ничего не предпринимал.

«Аномандер спокойно планировал свадьбу брата, словно бы взяв на себя обязанности их покойного отца, – подумал капитан. – Ждал, когда будет готов его новый меч, который, похоже, не особо склонен брать в руки, а уж тем более им пользоваться.

Празек и Датенар вовсю прожигают жизнь: напиваются каждую ночь, спят со шлюхами и жрицами. Но если взглянуть им в глаза в момент просветления, становится ясно, что причиной тому страх, и ничего больше».

Келларас шел рядом со своим господином, а за ними следовали Хенаральд и Галар Барас. Коридоры казались сырыми и заплесневелыми, от гобеленов пахло гнилью, камень скользил под ногами. Келларас представил себе затопляющее Харканас болото, которое осаждало город, подтачивая его стены.

Больше всего капитана беспокоили циркулировавшие повсюду слухи насчет легиона Урусандера. Целые отряды оставляли свои гарнизоны, а в дальних землях видели реющие над войсками знамена распущенных подразделений. Хунн Раал покинул Харканас под покровом ночи, и никто не знал, где он теперь.

«Когда вера берется за нож, любой бог наверняка отводит взгляд», – рассудил Келларас.

Он никогда особо не задумывался об отрицателях. Они обитали в лесу и у реки, среди неровных голых холмов. Их кожа имела цвет земли, на которой они жили, а в глазах отражался тусклый оттенок ручьев и болот. Отрицатели были пугливыми и необразованными, верили во всякие предрассудки и совершали тайные ритуалы. Келларас не мог представить, что они способны на заговор и тайное проникновение в чужие ряды, в чем их теперь обвиняли.

Все четверо подошли к Залу Ночи, туда, где воздух в коридоре был странно холоден и пах глиной.

– Похоже, Матерь-Тьма и впрямь в осаде, – сказал шедший сзади Хенаральд.

Аномандер поднял руку и остановившись, повернулся к Хусту:

– Это всего лишь безразличие с ее стороны, повелитель.

– Матерь-Тьма не проявляет почтения к камням и дороге? Даже если они ведут к ней самой?

– Никакого, – ответил Первый Сын, пристально глядя на Хенаральда и завернутое оружие, которое тот держал в руках.

– А что насчет ее храмов?

– Жрецы и жрицы хорошо все знают, повелитель, и, судя по их еженощным стонам и завываниям, готовы освятить храмы одним лишь своим рвением. Вам придется спросить у них самих, насколько им это удается.

– Первый Сын, похоже, нами всеми овладело смятение.

– Повелитель, а где сейчас легион Хуста?

Хенаральд моргнул, словно вопрос Аномандера сбил его с толку:

– В полях на юге, Первый Сын.

– Когда вы в последний раз что-либо о них слышали?

– Командир уехала из кузницы Хуста несколько дней назад. – Он повернулся к Галару Барасу. – Ты же присутствовал при этом, Галар?

Тот внезапно смутился, но кивнул:

– Присутствовал, повелитель. Торас Редон едет сейчас к легиону, но не слишком спешит. В то время ничего непредвиденного не намечалось.

На мгновение задержав взгляд на Галаре Барасе, Аномандер повернулся и двинулся дальше.

Келларас поспешил следом, услышав, как у него за спиной Хенаральд обращается к Галару Барасу:

– Когда закончим здесь, лейтенант, ты сразу же отправишься к легиону Хуста.

– Хорошо, повелитель. Какое известие я должен им доставить?

– Известие? Ты что, настолько отупел от жизни в городе? Слушай меня внимательно, если пропустил мимо ушей слова Первого Сына. Близится гражданская война, лейтенант. Матерь-Тьма призывает легион Хуста. Скажи командиру Торас Редон, что весы накренились и Урусандер шагает вслепую, но остается при этом на марше. Давление Хуста может дать ему время поразмыслить и заново все обдумать.

– Урусандер тут ни при чем, – не оборачиваясь, заявил Аномандер.

– Прошу прощения, Первый Сын, – усмехнулся Хенаральд, – но лишь тот, кто хорошо знает своего боевого коня, отпускает его поводья.

– Если Хунн Раал – боевой конь, повелитель Хуст, – парировал Аномандер, – то молитесь, чтобы стремена крепко удерживали сапоги Урусандера, ибо он воистину скачет наугад, вслепую.

Они подошли к двери, и Аномандер снова помедлил.

– Повелитель Хуст, все обстоит именно так, как сказал мой брат Сильхас. Могущество Матери-Тьмы настолько велико, что вы покинете зал уже не тем, кем в него вошли.

Хенаральд пожал плечами:

– Моя шкура давно задубела от железа и возраста, чтобы жалеть о появлении на ней новых пятен.

– Я ничего не говорил о пятнах, повелитель.

Старик резко поднял голову, будто отвечая на вызов:

– Мне следует бояться веры на ее пороге, Первый Сын?

– Это место превыше всех других мест, повелитель Хуст.

– Ох, не надо мне было вообще соглашаться, – хрипло проговорил Хенаральд, яростно глядя на меч в своих руках. – Видишь, я держу его, будто ребенка? Даже невольно я выдаю страх, который испытывает отец, а ты смеешь оспаривать мою веру? Я слишком поздно утратил мужскую силу, чтобы отречься от его рождения, и потому каждый мой последующий шаг есть шаг обреченной души. Галар Барас, ты поддержишь тяжесть стариковского тела на этом пороге?

– Нет, но я поддержу силу воли моего повелителя и так легко не сдамся.

Хенаральд вздохнул:

– Как будущее несет прошлое, так и сын несет отца. Интересно, потребуется ли такой же меч, чтобы отсечь это бремя?

Аномандера, похоже, потрясли его слова, но он промолчал и, повернувшись, взялся за кольцо на двери.

Когда Сильхас Гиблый, подойдя к капитану сзади, положил руку на плечо Скары Бандариса, тот вздрогнул и быстро шагнул в сторону. Увидев, кто стоит за его спиной, он облегченно улыбнулся:

– Прости, дружище. Эти щенки все утро рычат и дерутся, и нервы мои на пределе. Хуже того, мне придется заново учиться придворному этикету, поскольку я слишком долго пробыл среди солдат, и их простые манеры пристали ко мне, как дорожная пыль. Так что я слегка не в себе.

Сильхас взглянул на двор:

– Прекрасно вижу причину твоего беспокойства, Скара, и боюсь, что теперь ты кишишь блохами, так что жалею, что вообще к тебе подошел.

– Ну, положим, блох у меня нет, – рассмеялся Бандарис. – Пока еще нет. Но не скрою, мне не терпится избавиться от