Нежность - Элисон Маклауд

между людьми. Должны быть стандарты сдержанности. И когда видишь, что происходит в наши дни и происходило, возможно еще в большей степени, в послевоенную пору, сдержанность становится еще более необходимой, не правда ли, в воспитании молодежи нашей страны.

И я действительно говорю вам, как предсказал мой высокоученый друг, я действительно говорю вам: мнения, высказанные здесь высокопоставленными учеными дамами и джентльменами, – неужели они в самом деле имеют такой же вес, как ваши собственные мнения, почерпнутые из жизни, в которой вы живете? Позвольте мне освежить вашу память, подытожив кое-какие из представленных нам «свидетельств». Выборка может служить в качестве целого, при этом не испытывая слишком сильно ваше терпение.

Епископ Вулиджский заявил, что эта книга обладает этической ценностью. Однако епископ сам же опроверг свой аргумент, заявив несколько позже: «Я бы не сказал, что эта книга может служить руководством по этике». Господа присяжные, я полагаю, среди вас не найдется ни одного несогласного с епископом по данному пункту!

Мисс Дилис Пауэлл выразила мнение, что неотцензурированное издание романа «трактует секс как основу добродетели». Мисс Пауэлл известна также как миссис Леонард Рассел, супруга литературного редактора газеты «Санди таймс», открыто выступающего в защиту книги. Но это ли увидят в ней тысячи молодых мужчин и мальчиков – трактовку секса как основу добродетели? Реалистичен ли такой взгляд? Епископ выразился даже сильнее, чем миссис Рассел, заявив, что автор «изображает связь персонажей как нечто священное; по существу, как нечто вроде святого причастия». Как вы думаете, это ли вычитают в книге девушки – фабричные работницы, или же такое мнение показывает, что епископ, при всем нашем к нему уважении, совершенно оторван от жизни?

Мисс Ребекку Уэст, к которой, не сомневаюсь, мы все питаем величайшее уважение, спросили о книге, и, как вы помните, она дала ряд довольно длинных ответов на предложенные ей вопросы. Я не сомневаюсь, что со всей своей ученостью и начитанностью мисс Уэст может разглядеть в этой книге очень многое. Но позвольте поинтересоваться, таково ли типичное воздействие книги на среднего читателя; более того, на среднего молодого читателя? Я снова прошу вас смотреть на нее не с высоты горы Олимп, а с точки зрения среднего человека, случайного прохожего на улице. Разве вам не показалось при чтении книги, что, вообще говоря, она подчеркивает наслаждения и чувственность двух человек, вступающих в половые отношения? Есть ли в книге хоть что-нибудь заслуживающее внимания за пределами этой темы? Преподносит ли она хоть какие-то моральные уроки?

Прошу вас открыть страницу двести пятьдесят восемь. Об этом отрывке я не говорил – и, кажется, никто не говорил – в ходе перекрестного допроса, да и вообще в какой бы то ни было момент данного судебного процесса, что кажется мне чрезвычайно любопытным. Позвольте прочитать вам вслух отрывок с этой страницы.

Он вытаскивает очки – довольно медленно – и находит выбранную страницу с видом человека, готовящегося сообщить нечто чрезвычайно серьезное. Затем начинает читать – громко, отчетливо, так что слышно всем, невзирая на акустику.

– «Это была запредельная ночь; поначалу ей было немного страшно и неприятно; но скоро она снова погрузилась в слепящую пучину чувственного наслаждения, более острого, чем обычные ласки, но минутами и более желанного. Чуть испуганно она позволила ему делать с собой все…»334

Мистер Гриффит-Джонс делает драматическую паузу и поднимает взгляд:

– Иногда непросто, очень непросто, знаете ли, понять, на что намекает автор в этом эпизоде.

Роз выпрямляется в кресле, изучая лица присяжных. Некоторые явно шокированы. За столом солиситоров сэр Аллен Лейн и его солиситор мистер Рубинштейн разглядывают собственные руки, лежащие на столе. Неожиданный мощный финал, сюрприз от мистера Гриффита-Джонса, заставил их побледнеть. Содомия, разумеется, запрещена законом, а по мнению большинства, что незаконно, то весьма склонно развращать и растлевать.

Мистер Гриффит-Джонс придержал козырную карту и пошел с нее только сейчас, в заключительные моменты судебного процесса.

Вполне возможно, что издательство «Пингвин» и сэр Аллен Лейн только что проиграли дело.

Однако ведущий адвокат обвинения еще не закончил. Он продолжает читать:

– «Чуть испуганно она позволила ему делать с собой все; безрассудная, бесстыдная чувственность как пожаром охватила все ее существо, сорвала все покровы, сделала ее другой женщиной»335.

Да, думает Роз. Женщиной, которая не боится: ни своего тела, ни тела партнера.

Ей невыносимо слушать, как мистер Гриффит-Джонс читает рассказ ее любовника о проведенной вместе ночи, пусть даже тогда все тонуло в смятении.

Но он не отступает. Он приковал к себе всеобщее внимание.

– «Не любовь, не сладострастие. Это была чувственность – острая, опаляющая, как огонь, испепеляющая душу дотла»336.

Он снова поднимает взгляд поверх очков в форме полумесяца:

– Вот не знаю: может ли подобное чтение оказать благотворное воздействие на молодого читателя? Подействовать-то оно подействует, но вопрос – как именно.

Он продолжает читать:

– «Выжигающая стыд, самый древний, самый глубокий, таящийся в самых сокровенных глубинах души и тела. Ей стоило труда подчиниться ему, отказаться от самой себя, своей воли. Стать пассивной, податливой, как рабыня – рабыня страсти. Страсть лизала ее языками пламени, пожирала ее, и, когда огонь забушевал у нее в груди и, – он сделал паузу, чтобы подчеркнуть следующие слова, – во чреве, она почувствовала, что умирает от чистого и острого, как булат, блаженства»337.

Со своего места Роз видит – даже при слепом глазе – пораженные и растерянные лица многих присяжных. Обвинитель взывает непосредственно к ним:

– Решать, конечно, вам, но лично я как-то по-другому понимаю слово «чистый».

Он снова обращается к книге:

– «В ту короткую летнюю ночь она столько узнала. Испытав такое, женщине полагалось бы умереть со стыда… Конни познала себя до самых темных глубин души. Добралась до скальной породы своего существа, преступила все запреты, и стыд исчез»338. – Мистер Гриффит-Джонс делает паузу. Лицо у него застывшее, высокомерное. – Не знаю, что в точности это означает; вам придется подумать. «Она ликовала… Вот, значит, как оно должно быть. Вот что такое жизнь… свершилось: мужчина делит с ней ее последнюю наготу… Этот мужчина был сущий дьявол! Какой сильной надо быть, чтобы противостоять ему. Не так-то просто было взять последний бастион естественного стыда, запрятанного в джунглях тела»339.

Мистер Гриффит-Джонс выныривает из книги; на лице у него читается явное отвращение.

– Что же это может означать, леди и джентльмены, господа присяжные? Что ж, вам решать. А как же пресловутая нежность, о которой нам столько рассказывали? В том виде, в каком она выражена в этой книге, – та ли это тема, чтение