М. Берг. Чашка кофе. (Четыре истории) - Михаил Иванов

Наверняка их было немало – тех, кто вправду сочувствовал новоявленному пророку, хотя вряд ли они посмели бы декларировать свои симпатии открыто, в кишащей стражами храма Блюстителей и шпионами шэха толпе. Однако вырвавшаяся вдруг фраза, как случайная искра, запалившая сухую траву, лишила робких молчунов сомнений и страха, и вот призыв полетел над тысячами разгорячённых голов, поджигая толпу!

Стражи… Они конечно бросились искать смутьянов, пустили в ход дубинки… Но кто захочет быть схваченным и отправленным на эшафот? Опять же, вязкость и труднопроходимость толпы прибавляла крикунам смелости, а поддержка единомышленников и злая мощь недовольной уже всем и вся людской массы, готовой задавить любого представителя облажавшейся власти, внушала уверенность в собственной безнаказанности, превращая смелость в откровенную, даже нарочитую наглость.

В попытке унять и перенаправить эмоции разбушевавшейся, грозящей выйти из-под контроля толпы, по приказу Мезахир-шэха на помост выволокли семерых – абсолютно не понимавших смысла происходящего! – заключённых: подземная тюрьма правителя Бастана вряд ли испытывала недостаток в узниках. Шестерых по-быстрому вздёрнули, а одного, с завязанным ртом, прибили к столбу. Но кто-то из зрителей опознал в этих несчастных совсем не тех, за кого пытался выдать их Мезахир-шэх.

Возмущённые, более того – оскорблённые обманом властей сторонники расправы над лжепророком с одной стороны и воспрявшие духом, источавшие злорадство в виде открытых насмешек над блюстителями и их религией сторонники Сошедшего-с-Небес с другой, ругались рьяно и зло, обвиняя друг друга во всех возможных грехах. Слово за слово, и в качестве дополнительных аргументов в ход пошли кулаки – словесная перепалка вполне предсказуемо переросла в драку. Две непримиримые силы сцепились в яростном мордобое друг с другом, не обойдя вниманием и попавших меж двух огней храмовых стражей вкупе с обязанными следить за порядком на площади гвардейцами Мезахир-шэха. Всеобщая свара разгоралась, постепенно распространяясь на ближайшие окрестности.

Как всегда бывает при больших стечениях народа, среди явившихся поглазеть на казнь лжепророка с избытком хватало ирелигиозных фанатиков, и одержимых «тайным знанием» сектантов всех мастей, и просто чрезмерно впечатлительных личностей – слабых рассудком (а то и вовсе безумных) типов, которые под воздействием разбушевавшейся вокруг стихии эмоций окончательно утратили связь с реальностью. Именно они – фанатики, безумцы и кликуши понесли в город на гребне беспорядков шокирующие вести: «Преступники сбежали!» – «Лжепророк исчез!» – «Святые пилигримы спаслись!» – «Сын Неба вознёсся!» – «Конец света настал!!!» Абсурдная трагикомедия, которой неожиданно обернулось скучноватое назидательное повествование, стремительно набирала темп.

Ко всему прочему, и лишь усиливая панику и неразбериху, гвардейцы уже с утра взялись прочёсывать город, по малейшему подозрению врываясь в дома и бедных, и богатых – без разбору, разыскивая сбежавших дадашей и Сошедшего-с-Небес. Напуганные перекинувшейся с площади в город дракой, жители сперва просто огрызались на внезапныеобыски и насилие гвардейцев, затем, порядком озлобившись от произвола, а к тому же и взбудораженные невероятными слухами, стремительно принимавшими всё более фантастическую окраску, и вовсе начали сопротивляться солдатам в открытую. Под шумок некоторые горожане, имевшие зуб на соседа, не стесняя себя в выборе средств принялись мстить за реальные и надуманные обиды. Город погрузился в кровавый хаос. Ответные меры были неизбежны: для подавления беспорядков в славный город Бастан, хотя и с некоторым опозданием, были введены регулярные войска. Но этого дадаши – беглецы и невольная причина обуявшего сердце княжества светопреставления, уже не видели, вынужденные вернуться обратно в недра Горы…

Усмирение бунта повлёко за собой репрессии и сопровождающий их шлейф доносов, наветов, сведения личных счётов… Мезахир-шэх (надо отдать должное его умению извлекать выгоду даже из явного провала!) не растерялся: он использовал народные волнения, чтобы расправиться со своими явными и тайными противниками, да и с прочими неблагонадёжными элементами, обвинив всех скопом в сговоре с лжепророком. Последовали новые погромы и новые казни…

Чудом ли, расторопностью ли Мезахир-шэха, но гражданская война, к счастью, не разгорелась, и кошмарный фарс не вышел за пределы столицы.Однако и без того результатом произошедших событий стали утонувшие в крови дворцовая площадь и ближайшие к ней кварталы, переполненные тюрьмы, ужесточившийся режим. Мезахир-шэх отчасти добился своего: порядок был восстановлен, власть укреплена. Не удалось достичь лишь одного – массово привлечь народ в лояльную к монархии Церковь. Блюстители решитьэту проблему оказались бессильны: рассказы о великом пророке, спустившемся в Шамудру с самого Неба, устремились в своём восхождении на очередной виток, закладывая фундамент новой религии…

***

Восстанавливая произошедшие в Бастане события, Максуд, конечно, дал волю воображению, представляясебе все эпизоды ярко, в чувствах и красках, – но вряд ли сильно погрешил против истины: реальность наверняка была насыщенней и жёстче его реконструкции.

События, несомненно, произошли страшные, но что беспокоило Максуда больше всего – единственная мысль, которая зародилась как неявный вопрос ещё где-то в самом начале его размышлений. (А может,именно этот вопрос и явился той причиной, задетой рассказами стариков струной, что своей беспокоящей нотой исподволь побудила Максуда к размышлениям о событиях в Бастане?)Мысль беспокоила и жгла всё сильнее, как незаметно упавший за пазуху уголёк. Мысль несла в себе угрозу, опасное сомнение, и Максуд всеми силами старался избежать того, чтобы облечь её в ясную форму. Однако, словно обладала собственной волей, она сама прожгла себе выход наружу.

Вопрос – догадка – знание… Развившись, мысль завладела разумом и заняла в нём центральное место. Но и тогда Максуд никак не мог решиться взглянуть на неё прямо: он боялся, он не хотел её видеть! Максуд понимал, что спрятаться от пожара, просто закрыв глаза,невозможно, однако ничего не мог с собой поделать. Тем временем мысль коснулась сердца, погрузив его в боль. Потом невысказанными словами поднялась к горлу…

Максуд держался сколько мог, стиснув зубы, прикусив язык, но когда огонь стал совсем нестерпимым, всё-таки сорвался, выдохнул дрожащим шёпотом в темноту:

– Все эти люди: мужчины, женщины, дети… их всех принесли в жертву, убили из-за нас! Их всех – распяли! Вместо тебя, Фанис?!!

***

Они не остались в заброшенном посёлке дольше чем на ночь – что-то толкало Сошедшего-с-Небес вперёд, и верные спутники, чувствуя это его намерение, следовали за своим поводырём беспрекословно.

Старики-отшельники не спорили, не уговаривали задержаться хоть на день, пусть это желание и сквозило в их слезящихся глазах. Они вышли проводить гостей до окраины мёртвого посёлка и становились у его границы – невысокой, сложенной из камней стены.

– Да хранит вас Сын Неба! – произнесли на прощанье. – Мнэ-тэ-кел!

– Мене… – само собой вылетело у Максуда в ответ.

Старуха запоздало коснулась локтя Спингуль. Когда та обернулась, она сунула девушке в руки узелок, приобняла и