Мертвая земля - К. Дж. Сэнсом

Я вышел из хижины, чтобы умыться. В грозу обитатели лагеря наполнили чистой дождевой водой все свободные ведра и тазы, и теперь, впервые за долгое время, у нас ее было вдоволь. Солнце уже село. Лагерь погружался во тьму, лишь кое-где горели костры: яркие точки в сгущавшемся сумраке. Над головой моей бесшумно пролетела летучая мышь. Я немножко прошелся в сторону обрыва; у караульных постов пылали факелы; внизу, словно россыпь искр, сияли огни Нориджа. Завтра, девятнадцатого июля, будет ровно неделя, как мы обосновались на Маусхолдском холме, вспомнил я.

Утром Бараку поручили составить опись досок и бревен, доставленных в лагерь для починки загонов для скота. Кетт и его коменданты настаивали на том, чтобы все запасы подвергались строгому учету. Саймон Скамблер вновь отправился к лошадям. Посыльный, которого прислал Кетт, сообщил мне, что сегодня судов вновь не будет, так как работы по устранению последствий бури еще не закончены. Предоставленный самому себе, я решил отыскать Майкла Воувелла и узнать, что ему известно об отношениях между семействами Рейнольдс и Саутвелл.

Первым делом я направился к Дубу реформации, излюбленному месту сбора жителей лагеря. По пути я, к немалому удивлению, встретил преподобного Мэтью Паркера; лицо его было багровым от гнева, а белый стихарь весь залеплен грязью. Прихрамывая, он шел в сторону дороги, ведущей в Норидж. Вслед за ним шагали еще один священник и двое слуг. Заметив мой изумленный взгляд, Паркер сердито сверкнул на меня глазами. По всей видимости, моя грязная рубашка, широкополая шляпа, седые борода и волосы ввели его в заблуждение и он принял меня за пожилого крестьянина.

Подойдя к Дубу реформации, я застал там многолюдное сборище. За исключением нескольких человек, лица которых выражали крайнее неодобрение, все собравшиеся пребывали в превосходном настроении. Взгляд мой сразу выхватил из толпы статную фигуру Майкла Воувелла, который перебрасывался шуточками с какими-то молодыми парнями. На нем были кожаные штаны и куртка, а лицо потемнело от загара.

– Что здесь произошло? – осведомился я, подойдя поближе. – Я только что встретил преподобного Паркера. Вид у него был, мягко говоря, не слишком довольный.

Слова мои вызвали новый взрыв хохота у молодых парней, стоявших рядом с Воувеллом.

– Паркер заявился сюда, когда преподобный Коннерс проводил утреннюю службу, и заявил, что прочтет проповедь, – с улыбкой пояснил Майкл. – Взгромоздился на помост и принялся честить нас за то, что прошлым вечером мы напились как свиньи. А потом этот чертов перечник заявил, что мы должны разойтись по домам, так как члены Комиссии по огораживаниям не нуждаются в нашей помощи. Ну, это-то, может быть, и верно, – добавил он с ухмылкой.

Бывший управляющий Рейнольдса изменился самым кардинальным образом; в нем трудно было узнать того солидного и уравновешенного человека, с которым я познакомился в Норидже несколько недель назад. Он явно предпочитал общество людей значительно моложе себя, настроенных весьма вольнодумно. Как и его молодые друзья, Воувелл впервые в жизни получил возможность открыто выражать собственные чувства и теперь просто упивался ею.

– Прошли те времена, когда священники могли нагнать на нас страху! – заявил один из его приятелей. – Теперь мы не даем им спуску! Парни придумали отличную шутку: забрались под помост и принялись снизу колоть ноги Паркера пиками.

При воспоминании об этой славной потехе все вновь зашлись от хохота.

– Ох, видели бы вы, как он приплясывал! Ему сразу стало не до дурацкой болтовни!

– А потом мы забросали его комьями грязи!

– Удивительно, как он еще не лопнул со злости!

– После преподобный Коннерс вывел на помост детский хор, который он привел с собой из Нориджа, и велел им петь «Тe Deum» по-английски. Потеху пришлось прекратить, и Паркер дал деру, – с легким сожалением в голосе сообщил Воувелл.

– Он заметно прихрамывал, – сказал я, не в силах сдержать улыбку.

В конце концов, никто не пострадал, а история, которую мне рассказали, и в самом деле была забавной.

– Скажите, вы ведь тот самый законник, который помогал капитану Кетту на судах? – с любопытством глядя на меня, спросил один из приятелей Майкла.

– Да.

– Законника сразу признаешь по тонким нежным пальчикам, – заметил он. – Каким ветром вас сюда занесло?

– Слишком долго рассказывать.

Любопытство на лицах окружавших меня парней сменилось подозрением.

«Наверняка многие из них были разочарованы, что на судах никого не приговорили к виселице», – подумал я. И смиренно вопросил:

– Вы позволите мне поговорить с глазу на глаз с мастером Воувеллом?

– Только послушайте его! – рассмеялся один из парней. – Адвокат спрашивает у нас разрешения, словно считает равными себе.

– Так оно и есть, – убежденно ответил другой.

Разговор приобретал политический оборот. По-прежнему улыбаясь, Майкл взял меня за локоть и отвел на несколько шагов в сторону:

– О чем вы хотели поговорить со мной?

– Я никак не могу выбросить из головы убийство Эдит Болейн и те две смерти, что за ним последовали.

Он пристально взглянул на меня:

– Думаете, все три убийства как-то связаны с побегом этих паскудных близнецов?

– Нет. Но я знаю, что братья Болейн водили компанию с людьми сэра Ричарда Саутвелла. И решил, может быть, у их деда и Саутвелла были какие-нибудь общие дела?

К моему удивлению, Воувелл расхохотался:

– Нет, мастер Шардлейк, на этот раз ваша догадка неверна. Рейнольдс и Саутвелл ненавидят друг друга лютой ненавистью. Они большие искусники строить козни. Таким типам трудно поладить друг с другом. Лет десять назад у них вышла серьезная распря – из-за дома в Норидже, который каждый хотел купить. Саутвелл тогда явился к моему хозяину, и оба орали так, что аж стены тряслись. – Майкл снова рассмеялся. – Может, вам кажется, что здесь, в лагере, люди слишком грубы на язык. Слышали бы вы, какой отборной руганью потчевали друг друга эти два джентльмена.

– И кто же вышел победителем?

– Разумеется, Саутвелл. У него ведь больше и денег, и власти. Но с тех пор Гэвин Рейнольдс затаил на него злобу. Сами понимаете, он не из тех, кто способен забывать и прощать. Старик был в бешенстве, когда его внуки стали водить дружбу с молодчиками Саутвелла. Но если Джеральд и Барнабас чего-то захотят, то никому, даже родному деду, не под силу им помешать. Пришлось Рейнольдсу проглотить эту пилюлю.

– Знаете, мне тут вспомнилась миссис Джейн, бабушка близнецов. Скажите, характер у нее такой же скверный, как и у ее мужа?

– Джейн Рейнольдс из тех, кто боится собственной тени. Иногда мне казалось, что с головой у старухи не все в порядке. – Он пристально взглянул на меня. – Возможно, дочь пошла в нее.

– Помню, на суде миссис Рейнольдс повторяла: «О моя бедная Эдит, упокой Господь ее душу! Ну что бы ей родиться мальчиком! Насколько все тогда было бы проще!» Как по-вашему, что она имела в виду?