The Transformation of the World: A Global History of the Nineteenth Century - Jürgen Osterhammel

где китайские (тайваньские) и корейские подданные были вынуждены соблюдать культ тенно (императора), который был им культурно чужд и противен.

Другим популярным символом были вооруженные силы - в случае Великобритании, в частности, вездесущий Королевский флот. Скрепляющая сила символов, а возможно, и других видов аффективной (не в первую очередь связанной с интересами) солидарности, особенно ярко проявилась во время двух мировых войн, когда доминионы Канады, Австралии и Новой Зеландии (и sui generis ЮАР) помогли Великобритании в такой степени, которая не объяснима с точки зрения только формального существования империи и реальных силовых отношений в мире.

Наконец, необходимо упомянуть еще четыре элемента горизонтальной интеграции: (а) общая религия или религиозная конфессия; (б) важность общей правовой системы (например, римской или британской) для единства далеко отстоящих друг от друга империй; (в) широкие рыночные отношения; (г) внешние связи империи. Последнее обстоятельство отнюдь не является последним. Империи всегда охраняли и защищали свои границы военным путем: от соседних империй, от пиратов и других разбойников, от постоянной угрозы вторжения "варваров". Но степень защиты от коммерческой деятельности иностранцев была очень разной. Свободная торговля, которую Британия разрешила в своей империи с середины XIX века, требуя того же от других, была новым и экстремальным явлением. Большинство империй, обладавших достаточной организационной мощью, в той или иной форме практиковали "меркантилистский" контроль над своими внешнеэкономическими связями. Некоторые из них - например, Китай с начала эпохи Мин до Опиумной войны или Испания на протяжении длительного периода своего имперского правления - ограничивали деятельность третьих сторон в пределах строго контролируемых анклавов. Другие, например Османская империя, терпели и даже поощряли создание налогооблагаемых торговых диаспор (греков, армян, парсов и т.д.). Франция предоставляла и охраняла монополии на колониальную торговлю. В XIX веке британская политика свободной торговли помогла подорвать сохранившиеся системы имперской защиты, но в XX веке она не смогла предотвратить возвращение неомеркантилизма. В 1930-1940-е годы широкое распространение практики тарифных преференций, торговых блоков и валютных зон способствовало углублению интеграции Британской и Французской империй, а также росту агрессивности со стороны новых фашистско-милитаристских империализмов.

Одна из причин, по которой необходимо различать горизонтальную и вертикальную интеграцию, заключается в том, что империи, в отличие от гегемонистских конфигураций или федераций, имеют радиальную структуру. Особые периферии лишь слабо контактируют друг с другом; метрополия стремится направить все потоки информации и принятия решений через игольное ушко империи; освободительные движения изолированы друг от друга. Эта структурная тенденция к централизации препятствует широкой горизонтальной солидарности и формированию высшего класса в масштабах империи. Поэтому необходимо также найти локальные средства обеспечения лояльности имперских подданных - главной цели вертикальной интеграции. Фактически большинство механизмов горизонтальной интеграции имеют и вертикальное измерение: рециркуляция насилия через вербовку местных сепаев и полицейских обеспечивает символическую связь с туземными представлениями о политической легитимности; колониальное правительство систематически наблюдает и шпионит за подвластным ему обществом; неустанно осуществляется контролируемая передача власти давно известным людям или широкому кругу новых "сотрудничающих элит".

Чем сильнее ощущаемые или "сконструированные" культурные и расовые различия, тем явственнее проявляется противоречие между необходимостью политического включения и тенденцией к социально-культурному исключению. Клуб белых остается закрытым для политически полезного местного политика, который возмущается, что его не трогают. С другой стороны, поселенцы оказываются полезными деловыми партнерами даже после достижения политической эмансипации. На этом основана модель доминиона, которая устраивала обе стороны. Аналогичным образом Великобритания и США сохранили тесные экономические связи после войны 1812 года и постепенно - несмотря на многочисленные потрясения - перешли к более широким "особым отношениям". На другом конце типологического спектра находятся колониальные системы без вертикальной интеграции, в первую очередь рабовладельческие общества XVIII века в британском и французском Карибском бассейне.

Теоретически источники дезинтеграции могут проистекать из переоценки интегративных связей. Но, как было известно еще в античности, большинство империй подвержены не только распаду внутри, но и сочетанию внутренней эрозии и внешней агрессии. Или, говоря более резко, самые большие враги империи - это всегда другие империи. Примечательно, что империи обычно распадаются на более мелкие образования, царства или национальные государства; они редко переходят непосредственно в гегемонистские или федеративные структуры. Планы создания государств за океаном, выдвинутые в ходе реформ Бурбонов в Испанской Америке после 1760 г. или британским колониальным министром Джозефом Чемберленом в 1900 г., неизбежно проваливались. Успешными оказались лишь несколько (далеко не все) федераций под эгидой всеохватывающей империи, например, попытка создания Канады в 1867 г. и Австралии в 1901 г.; аналогичные проекты создания Малайи и Центральной Африки в период деколонизации закончились неудачей.

Подведем итог сказанному в терминах "идеального типа". Империя - это пространственно обширное полиэтническое образование с асимметричной, а на практике авторитарной структурой "ядро - периферия", удерживаемое аппаратом принуждения и политической символикой, а также универсалистской идеологией имперского государства и его элитных носителей. Социальная и культурная интеграция не происходит ниже уровня имперской элиты, нет гомогенного имперского общества и единой имперской культуры. В международном плане центр не позволяет периферии развивать собственные внешние связи.

Отношения внутри империи предполагают постоянную борьбу, торг и компромисс: это не одна огромная казарма, и со всех сторон можно найти возможности для сопротивления и самостоятельной инициативы. При благоприятных условиях в империи хорошо и безопасно живется людям всех слоев общества. Но все это не должно заставлять нас забывать о ее сугубо принудительном характере. Образование, в которое многие или все вступают по собственной воле, - это не империя, а, как это было с НАТО до 1990 г., гегемонистское объединение с преимущественно автономными партнерами и primus inter pares в центре.

4 Империи: Типология и сравнение

Империи отличаются друг от друга размерами на карте мира, общей численностью населения, количеством периферийных территорий, экономическими показателями. На протяжении всего XIX века Нидерланды имели в Индонезии колонию, которая (после Индии) была самой успешной в экономическом отношении. Поскольку у нее не было других колоний, кроме Суринама и нескольких крошечных островов в Вест-Индии, ее "империя" была совсем иного калибра, чем британская. Совсем иначе обстоит дело с колониальной империей Германии, возникшей после 1884 г.: это набор малонаселенных территорий в Африке, Китае и Южных морях, которые были расходным материалом для страны-хозяйки. Если Нидерланды были маленькой страной с большой и богатой колонией, то Германия - наоборот. В XIX веке только англичане и французы обладали империями, которые можно назвать мировыми. Царская империя была настолько обширной и этнически разнообразной, что представляла собой самостоятельный мир; монгольская "мировая империя" Средневековья была не намного больше.

Левиафан и Бегемот

Перевести описанную выше идеально-типическую империю в четкую и полную типологию не