Гала и Элюар. Счастливый соперник Сальвадора Дали - Ирина Эренбург

— Сыр сегодня слишком пресный. Тебе не показалось?

— Тебе все равно?

— Почему все равно? Я предпочитаю выдержанные сыры.

— Не строй из себя простака, тебе не идет. Ты прекрасно понял, о чем я. Так тебе все равно или нет, с кем я провожу время?

— Гала, что ты опять себя накручиваешь? Магнус так Магнус. Поцеловал так поцеловал. Ничего больше не произошло, нет? Вообще-то здесь скучновато.

— Ты и с Маргарет вчера скучал? Я видела, как вы с ней гуляли под ручку.

Взгляд ее полыхнул огнем.

— Ты же знаешь, я не танцую, кадрили мне ни к чему. Хочешь развлекаться на танцах? Пожалуйста. Я не буду докучать тебе своим присутствием. Ради разнообразия я провел вечер не с тобой, что с того? Маргарет, конечно, не семи пядей, разговаривать с ней, что камни таскать, сизифов труд. С тобой гораздо интересней.

Гала прикрыла глаза.

— Расклеилась я что-то, — сказала она. — Плохо спала, чувствую себя, словно побитая собака. Извини. Ты хороший. И красивый. И умный. Ты знаешь, что ты для меня значишь. Только дальше-то что будет с нами?

— Что будет, то и будет. Меня как-то это не очень волнует.

— А меня волнует.

— Наберись терпения.

— Чего я должна ждать? Пока мы расстанемся?

— Но мы же не можем здесь остаться навсегда. Здоровье поправим и… Все нормально будет.

— Я уеду в Москву, ты в Париж. Так ты считаешь правильным?

— Пожалуй, я тоже выпью кофе.

Он придвинул к себе чашку. Руки его не дрожали, и весь его вид говорил о спокойствии. Гала вдруг тоже успокоилась. Даже если Эжен вчера был в комнате Маргарет, вряд ли что-то существенное произошло между ними. Эжен не выглядел ни взволнованным, ни подавленным, ни взбудораженным. Просто чуть сонным, как часто бывало по утрам.

— А как женщина Маргарет тебе нравится? — спросила она и тут же почувствовала такое облегчение, что смогла посмотреть прямо в его лицо. — Она же толстая и старая.

Он задержал чашку у губ дольше, чем обычно, затем осторожно поставил на блюдце.

— Маргарет слишком примитивна для меня. В этом мире трудно найти себе кого-нибудь близкого и по душе, и… — Он остановился, не в силах сказать правду, и в то же время не желая лгать. Фальшь Гала отличала безошибочно. — Ты мне нравишься, Гала. Вся… Могу ли я надеяться…

Не договорив, он взял в правую руку нож, в левую — яблоко. Гала смотрела, как из-под ножа на тарелку падают лоскутья очистков, и внутренне ликовала — он хотел ее. Он не прочь снять с нее одежду, как кожицу с яблока, и так же чуть лениво, как поглощает полную соков мякоть яблока, заняться с ней любовью.

— Я не лишаю тебя надежды. — Она пожалела, что ее голос дрогнул. — Только подожди немного, я пока не готова.

Эжен отрезал еще кусочек, положил в рот. На его лице сосредоточенность сменилась выражением удовольствия.

— Очень вкусное яблоко. Сладкое, сочное, зрелое. Хочешь попробовать?

Она взяла из его рук кусочек, и хотя яблоко действительно оказалось вкусным, она сказала:

— Ему бы еще повисеть на веточке да погреться на солнышке, было бы в самый раз.

— Я снова оказался непонятым, — вздохнул Эжен.

Во время прогулки он заговорил о том, что у него нет близких друзей, ему не с кем поделиться своими мыслями, некому оценить его стихи.

— Одиночество тащится злобно за мной по пятам, — сказал он, отделяя, смакуя каждое слово.

— Похоже, ты находишь в этом мазохистское удовольствие, — сказала Гала. — Ты жалуешься на одиночество, а в глубине души считаешь себя лучше всех. Хотя слово «лучше» предполагает сравнение: плохой, хороший, лучший, так? Как мой французский? Лучше? — Она улыбнулась. Эжен оставался серьезным.

— Странно, но ты русская, а понимаешь меня много лучше других… — он улыбнулся. — Наверное, ты права. Можно выразиться проще — ты меня понимаешь.

Она пожала плечами:

— Так больше никто, кроме меня, не знает, что ты поэт. Кому ты еще читал свои стихи? Мадам Грендель? Отцу?

— Мама женщина простая, что ни читай — нее хорошо, а отец… Это больная для меня тема. Отцу приятнее было б, чтоб я надел холщовые нарукавники и щелкал на счетах. Поэзия для него — нечто вроде легкого помешательства.

— А Маргарет что сказала? Ты ей что-то читал?

— Зачем метать бисер?.. Вот если б я пел куплеты.

Гала довольно хихикнула.

— Ты сам для себя поэт. И для меня. Я твоя поклонница и вся твоя публика. Пусть будет так, я не возражаю.

Они присели на скамейку. Гала слегка прислонилась к нему. Она держала его за руку, наслаждаясь его близостью. Склоненная к его плечу голова, высвеченные солнечными бликами ее темные волосы, полуоткрытые яркие губы. И вдруг он почувствовал: они — одно тело, одна душа, если сейчас она исчезнет, от него останется половина.

— Эжен, ты любишь меня.

Он не услышал вопроса. Или все же это ее русский акцент?

— Гала, милая Гала… Самая дорогая… Мое сокровище, — растерянно пробормотал он, окуная лицо в ее волосы. Жгучее желание охватило все его существо. — Люблю, люблю, люблю… Больше всего на свете я люблю тебя. Моя прекрасная девочка, моя единственная… Мне кажется, что я не жил ни дня, когда твои глаза не видели меня. — Он окружил ее лицо ладонями. Она не отводила взгляда, вся подалась вперед, словно хотела влиться в него. Он чувствовал ее легкое дыхание на своем лице, слышал частое биение ее сердца.

Он прижался к ней теснее.

— Когда, когда ты станешь полностью моей? Я изнемогаю, — шептал он, покрывая ее лицо поцелуями. — Я приду к тебе сегодня после полуночи, да?

Она на секунду застыла, отодвинулась. Короткий, колючий, испытующий взгляд исподлобья.

— Что ты сделаешь, если я не соглашусь?

— Поцелую.

Эжен попытался ее обнять, она отклонилась.

— Ты снова пойдешь к Маргарет?

Он встал со скамейки, опустив голову, прошелся перед ней взад-вперед, снова сел.

— Ты целовалась с Магнусом, я с Маргарет. Мы квиты. Ерунда все это, забудь.

Некоторое время они сидели рядом, разделенные молчанием. Затем она чуть нараспев прочла:

— «Есть на свете одно существо и немыслима / Несправедливость / Любовь избирает любовь…»

Она откинулась на спинку скамьи, запрокинула голову. В кроне липы гулял ветерок, кидая блики на озаренное внутренним светом лицо девушки.

— «Любовь избирает любовь»… Как хорошо ты сказал, как точно. Мне кажется, эти слова ты прочел в моем сердце.

Он взял ее за руку. Его взгляд — не просительный, не ласковый, но какой-то холодный, чужой, может, немного растерянный.