4 шага на пути к завершенности - Вадим Векслер

память слишком слаба. Да и пути назад нет. Прошлое просто уходит. Оно не оставляет зацепок. Мы сами тянем к нему руки, но схватываем лишь пустоту. Сегодня мы расстаемся навсегда.

Молодой теряется: не знает, что ответить; насуплено молчит.

Через пару минут они бесшумно поднимаются и уходят, не оставляя чаевых.

Закрывшись в темной подсобке тайком от отца, побледневший сверх всякой меры Марк впервые пробует портвейн и дымит украденной сигаретой. Он растерян и ожесточен. Он ненавидит море.

18

Марку восемнадцать: вымахал под два метра и раздался в плечах. Он отращивает длинные волосы, перехватывая их выцветшей лентой, и не бреет щетину – пугает сходство с отцом. Тот, наконец, сколотил капитал и мечтает о расширении: присмотрел небольшой уютный ресторанчик в паре кварталов. Бар собирается оставить сыну и поднимать новый бизнес. Марк почти готов: разбирается в бухгалтерии, усвоил азы психологии – годы практики научили читать по лицам в совершенстве. Зияют бреши только в базовых науках – помимо грамоты и арифметики так и не учился ничему. Расстриженный священник давно спился и теперь кормит червей на старом городском кладбище. Его дочурка, милая молодая девушка, подрабатывает в кабаке официанткой. Она влюблена в Марка и мечтает о воздушном ослепительно-белом свадебном платье.

Марк мечтает только об одном: избавиться от ночных кошмаров. Вздремнув после обеда, он снова видит море. Волны цвета портвейна разбиваются о каменистый берег. По колено в воде стоит старик аймара в промокшем пончо и зовет сына. Потом он медленно поворачивается к Марку и говорит: «Ты не утонешь, у тебя другая судьба».

В холодном поту Марк просыпается и слышит недовольные крики отца. От клиентов нет отбоя и ему снова нужна помощь.

Марк убирает зал и выходит с ведром помоев на задний двор. Море мрачным божеством занимает все его мысли и начинает сводить с ума. Решение приходит внезапно: божество нужно осквернить, и тогда пропадет вся его магическая, неодолимая сила.

Легче всего, практически невесомо, человек делает вещи кому-то или чему-то назло. Он быстро забывает о самом важном: что взвешенность и продуманность – главнейшие критерии для каждого серьезного поступка. Куда-то пропадает вся застенчивость, мнительность, нерешительность; перестают терзать сомнения; замысел приходит быстро, почти молниеносно, исполнение – ещё быстрее и ожесточеннее.

И вот мы уже видим Марка бодро вышагивающим по той самой, так и не пройденной до конца дороге. Гулко стуча каблуками остроносых ботинок по мостовой, он уверенно направляется в сторону пристани и невозмутимо несет с собой ведро, зловонное содержимое которого распугивает прохожих. Улица, поворот, ещё улица, вот она вливается в широкий проспект, последний поворот… и Марк выходит на причал. И впервые видит море…

Напряженная спина вдруг теряет свою упругость. Шквал свежих небывалых впечатлений перешивает восприятие. Ведро падает со звоном и разливает содержимое на деревянный настил.

Марк долго смотрит в сторону горизонта, приучая полунищие глаза к новой палитре красок, выдергивает из волос старую ленту и повязывает ее на поручень парапета, а потом медленно уходит по причалу вдаль, к самому большому кораблю на пристани, и увлеченно говорит о чем-то с его капитаном.

Шаг второй: становление.

Котёнок за пазухой (старая дзэнская притча)

1

На исходе дня он, наконец, одолел последний подъем. Молодое, такое привычно-надежное тело в разреженной атмосфере вдруг начало давать сбои, перестало слушаться, просило отдыха. Парнишка привалился к камню в изнеможении и попытался отдышаться, но усталость внезапно прошла. В лучах заходящего солнца он увидел согбенный силуэт в проеме рукотворной пещеры. Быстро вскочил на ноги и крикнул:

– Я искал тебя десять лет. Далеко же ты забрался, – хорошо, вроде бы, поставленный голос на последнем слове дал петуха, но не вызвал смущения. «Я просто сбил дыхание. Я не боюсь».

– Здесь в горах хорошо дышится. И дело себе нашел, – низкорослый, крепко сбитый мужичок подошел вплотную. – Дай взгляну на тебя. Да, ты похож на него. Те же брови, тот же взгляд.

– Не заговаривай мне зубы. Ты знаешь, зачем я пришел.

– Тебе нужна моя жизнь, – мужичок присел на выступ в скале, откинулся и с удовольствием медленно выдохнул. Было заметно, насколько он устал.

– Мне нужна справедливость. И месть! – парень начал метаться по площадке в опасной близости от обрыва.

Солнце зашло за гребень горы. Резко похолодало. В сумерках пещера стала похожей на распахнутый зев какой-то исполинской птицы или древнего вымершего ящера.

– Твое право, – в полумраке мужчина почти слился со скалой. – Но прежде, чем ты это сделаешь, я хочу сказать, что не желал ему смерти. Это был несчастный случай.

– Ты изнасиловал мою мать и убил отца! – парень выхватил револьвер из кармана и навел на собеседника.

– Я любил ее, она любила меня. Твой отец узнал и напал на меня. Я защищался, – голос ровный, дыхание размеренное; ни попытки защититься, ни убежать.

– Это твои слова. У меня другая информация. Ладно, пора заканчивать этот пустой треп, – он нарочито небрежно махнул револьвером. – Будет последнее желание?

– Я охотно отдам тебе свою жизнь, не буду пытаться сбежать или напасть на тебя; позволь лишь закончить мою работу. В день, когда я завершу её – убей меня.

Молодой удивился:

– Редкостное мужество. И что ты делаешь, позволь полюбопытствовать?

– Десять лет я копаю тоннель в этих горах. Здесь только одна опасная тропа, где разбилось много путников. С помощью этого тоннеля я, быть может, спасу чью-нибудь жизнь.

Парень окинул взглядом окружающее пространство и кивнул:

– Хочешь вернуть долг?

– Да. Ты не сильно торопишься?

– Я очень долго ждал, но – изволь.

2

Казалось, что дождь никогда не закончится. Свинцовое небо низко навалилось, уже готово было забраться и в саму пещеру, придушить, лишить последней надежды на радостный солнечный луч.

Они сидели, прислонившись к стенам тоннеля, друг напротив друга в метре от выхода. Капли рикошетили от камней, обдавая лица освежающей прохладой.

Молодой, наконец, не выдержал:

– Люди говорили, ты монахом заделался?

– Ого, не прошло и месяца – ты заговорил. Я думал, ты принял обет молчания, – немного насмешливо и прямо в глаза.

– Мне не о чем говорить с убийцей моего отца, – закрыв глаза и отвернувшись.

– Еще тебе не нравится, что я монах?

– Зачем уходить от жизни, когда ты еще молод и полон сил? Если только – замаливать грехи?

Тот в ответ усмехнулся, вышел под дождь и встал в паре метров от проема, заложив руки за спину:

– Ты так молод, но уже знаешь, что такое настоящая жизнь? Хорошо, я расскажу тебе историю, которая случилась с моим учителем. Быть может, она