4 шага на пути к завершенности - Вадим Векслер

Анхель присел на ступеньку веранды и достал из-за пазухи холщевый мешочек с высушенными листьями коки.

– Что – вода? На наш век хватит, – он закинул в рот небольшой листочек. – Хотя, ты, наверное, себе два отмерил?

– Нам, может, и хватит, – из тряпок показалась костлявая рука и с неожиданной резвостью метнулась к мешочку Анхеля, – а потомкам?

– Какие потомки? Одни старики в деревне.

Оба погрустнели.

– Терять надежду тоже не резон, – голос Хесуса обрел уверенность. – Есть у меня странное предчувствие, что всё со временем наладится.

Они долго еще сидели и молчали, неторопливо, но сосредоточенно пережевывая листья из бездонного, как оказалось, мешочка. Затем Хесус резво откатил свою коляску в хижину и начал заваривать мате в небольшом керамическом чайничке с причудливым узором.

– Гостю-то своему молодому не рассказал? – крикнул он из дома, доставая две изогнутые трубочки.

– Сам вспомнить должен, – Анхель неспешно поднялся и зашел в хижину, привлеченный бурчащим на огне чайником. – Отведу завтра утром в мастерскую.

1

Мастерская стояла немного в стороне от деревни. Парень шел медленно, слегка покачивался. Анхель придерживал его за плечо. Сама постройка смотрелась гораздо более основательно, нежели остальные хижины, и выглядела заботливо ухоженной.

На пороге старик угрюмо и торжественно разъяснил, что они входят в храм, и вести себя нужно соответственно: никаких лишних разговоров и непонятных резких телодвижений. Внутри здоровенная печь топилась по-черному, они уселись на шкуры в клубах дыма. Анхель пересыпал парню в ладонь горсть сушеных листьев коки и начал возиться с глиняной заготовкой. Тот принялся жевать и сквозь едкий дым успел рассмотреть готовые маски на полках вдоль стен, когда в часовню вошел низенький дед с причудливым струнным инструментом в руках. Он сел у стены напротив, закрыл глаза и начал выводить унылую мелодию, убаюкивающую и плавно погружающую в подобие транса. Внезапно к этой гипнотической древней теме подключились ударные с однообразным повторяющимся ритмом, доносящимся из темного угла мастерской: там почти невидимым замер ещё один старик, двигались только его ладони, мерно выстукивая по глади небольшого сдвоенного барабана.

Зачарованный, гость решил получше рассмотреть маски на стенах, но вместо них увидел удивительных, неизвестных науке животных, устрашающих аляповатых демонов и суровых духов с пустыми глазами. На миг даже показалось, что они начали двигаться, пытаясь что-то ему… тут Анхель дернул его за рукав и парень вперился взглядом в заготовку. Девять резких отточенных движений и брусок глины превратился в лицо. Грубое, без различимых черт, но, отчетливо, – лицо. Затем тонкие пальцы жестко раздавили свою работу и медленно, плавно повторили те же девять движений. И парень уже знал, как сделать лицо. А затем началась мистерия. Словно из небытия, из вечности под руками старика начал проступать облик не то демона, может быть древнего бога: жуткий и странный, но не страшный, наоборот, веселый какой-то ехидной усмешкой и невероятно колючим взглядом, пронзающим насквозь и всё о тебе уже знающим. Будто демон давным-давно играет с твоей душой в загадочную игру с неизвестными правилами, в такую игру, где демон не может уступить, так как он и есть твоя судьба, незыблемая и определенная.

Старик опустил палец в баночку с краской и нанес на поверхность заготовки несколько линий. Гость взглянул на маску, пытаясь рассмотреть получившийся узор: тот показался ему поначалу хаотичным и непонятным. Но только он начал улавливать какую-то закономерность в случайном распределении линий, только его ум дотянулся до глубоко запрятанного внутри образа, мастер уже бережно поместил демона в печь для обжига, а парень нервно сжал виски, пытаясь поймать ускользающее «я»…

0

– Теперь ты, – Анхель передал мне брусок глины.

– Но я не умею… – я ещё пытался возражать, но руки сами уверенно схватили заготовку.

– Ты умеешь.

Я почему-то поверил ему на слово:

– Мне тоже лепить какого-нибудь демона или духа?

– Ты знаешь, что ты должен воссоздать.

Я догадался и начал работу. Пальцы, казалось, сами понимали, что им делать: погружались в мягкую, податливую глину, меняли форму, привычно рассчитывая трехмерность объема. Я ощупывал свой лоб, скулы и воссоздавал, не ощущая времени. Музыка не прекращалась, только ускоряла темп. Огонь разгорался ярче, тени играли на стенах…

Я бережно провел пальцами по своему глиняному лицу и внезапно вспомнил своё имя. А затем я вспомнил всё.

Вспомнил первый решительный шаг. Когда я был очень молод, горяч и непоседлив. Бросил родителей, унылую деревню с бесконечно повторяющимся однообразным днем; ушел в большой город в поисках новых ощущений и настоящей, достойной меня жизни. Встретил группу таких же молодых и порывистых людей. Те хотели справедливости. И я тоже захотел. Или поверил, что захотел. В любом случае, было что-то во мне, что ожидало от будущего размаха и подвига. И в итоге я влюбился. В очень странную женщину. Её звали Революция. Она требовала от меня слишком многого. Она требовала не быть… Не быть, но становиться; не жить, но умереть. Превратиться в факел, указывающий путь друзьям и сжигающий врагов. Она вела к своей победе и моей смерти.

Но в итоге всё вышло наоборот: она умерла, а мне повезло. И когда я остался без нее в большом городе в кругу горстки оборванцев, озлобленных и объявленных вне закона, и меня уже начинало наизнанку выворачивать от таких родных и привычных, но всё ещё пламенных, осточертевших лиц борцов с режимом, я отчаялся и потерял надежду. Но организм уже привык к острым ощущениям, и я нашел суррогаты: стал пить и нюхать белый порошок из листьев коки. Я был сломлен, я стал никем. В таком виде меня и подбросили в больницу – я уже был почти овощем.

Развернувшаяся за несколько секунд в памяти история всей жизни заставила содрогнуться, но не пожалеть: через определенные вещи ты должен пройти, чтобы судьба считалась состоявшейся.

1

Пасмурное небо совсем низко зависло над старой хижиной и, казалось, вот-вот продавит дырявый навес над покосившейся верандой. Два старика, видимо, совсем не боялись обрушения: спокойно сидели под ненадежной крышей, тихо и размеренно беседовали.

– Что это ты нацепил на голову, Хесус?

– Это – лючо, разве не видишь? Их вязал еще мой дед, – старик снял шапочку и принялся вертеть ее в руках, поигрывая небольшим помпоном. – Изрядный мастер был. Вот такие, с зелеными наушниками – разбирали на сувениры. Его сын, мой отец, приторговывал ими в порту. Разлетались как горячие пирожки. А папаша был парень не промах – всё на девок спускал. Да, молодец. Помер, правда, молодым – от сифилиса. Может, потому и я такой некрепкий