4 шага на пути к завершенности - Вадим Векслер

– Да. В итоге, пытаясь постичь смысл жизни, человек узнаёт страшные истины мироздания и в страхе пытается вернуться к неведению, невинности и чистоте младенческого восприятия жизни, еще не знакомого с эго, губительными желаниями и чрезмерными ненужными амбициями. Но сущность людской непоседливости в том, что каждый рано или поздно всё равно дорвется до кубика и начнет его разбирать. И только единицам удастся восстановить его первозданное состояние.

– То есть сущность дзэн – не трогать кубик? – увлеченный ученик тем временем покинул лежанку, перебрался вплотную к пещере, поближе к голосу мастера, и принялся неосознанно скрежетать ногтями по поверхности камня над головой.

– Что за богомерзкие звуки? Я вижу – ты опять увлекся? Не суетись, привыкай воспринимать вещи спокойно.

– Хорошо, хорошо. Не отвлекайтесь! – Мужчина снова улегся и попытался не шевелиться.

Старик через пару секунд продолжил:

– Если человек не тронет кубик, значит он патологический кретин, и в этом его счастье. Если же ты полноценный человек разумный, ты обязательно его разберешь. Любопытство – в природе Homo Sapiens. Сущность учения дзэн лишь только в том, чтобы помочь бедолаге собрать его обратно.

– Прозвучало, будто бы собрать не кубик, а самого человека… Ой, я кажется начинаю…

7

Осеннее солнце степенно заходило за горный гребет. Но самый последний, прощальный луч успел пробить туннель насквозь: работа была завершена. Последний валун они сбросили с горы и увлеченно смотрели ему вслед. Затем тот, кто стал совсем седым, опустился на колени на самом краю обрыва.

– Ну вот и всё. Теперь можешь стрелять, – он не закрывал глаза: любовался на всполохи заката.

– Ты для моего удобства встал у края, чтобы труп далеко не тащить? – мужчина удивленно смотрел на старика, будто видел его впервые.

– Ты хорошо поработал сегодня и сильно устал.

– Ты что – серьезно? Прекрати, как я могу убить своего учителя? – монах присел рядом, и они еще долго смотрели за горизонт, пока не стало совсем темно.

Шаг третий: перерождение.

Маска для манекена

3

Он проснулся от наждачной жажды и не смог сообразить, где находится. Попытался встать с кровати, но охнул от резкой, сквозной головной боли и кулём обвалился на подушки.

– Лежи, сынок, не вставай, я дам тебе воды, – сухонькая старушка вынырнула из темноты, и протянула запотевшую глиняную кружку.

Он пил жадно и некрасиво, как животное после долгой погони, вылакал за пару секунд всё до дна и закашлялся. Морщинистая рука забрала кружку обратно в темноту.

– Где я? Что со мной? – язык не слушался, вышло бормотание.

– Ты не помнишь?

Он начал вспоминать и ужаснулся. Ни детства, ни юности. Самое раннее – недавний выход из комы в столичном госпитале. Врачи рассказали о передозировке. Его бездыханное и заблеванное тело выбросили у ворот больницы из ржавого кузова раздолбанного джипа, почти не снижая скорости. Ни денег, ни документов. В последний момент сердобольный дежурный доктор вытащил его с того света, невзирая на недовольный бубнеж медсестры о генетическом мусоре и ждущих внимания платных пациентах. Но эти несущественные детали вскрылись только через два месяца практического отсутствия в списках живых: после комы – долгое восстановление и болтливая сиделка.

И уже тогда – эта гулкая, давящая, страшная пустота: ни имени, ни прошлого, будто витринный манекен внезапно ожил, обрел сознание и вышел в большой мир на поиски приключений.

Из больницы он сбежал, едва почувствовав себя лучше. Скитался по пыльным, раскаленным летним пеклом улицам и случайно на доске объявлений на пожелтевшем листе с блеклой групповой фотографией увидел свое лицо. «Разыскиваются за многочисленные преступления против режима и легитимной власти». Выбирался из города в панике, не разбирая дороги и шарахаясь от людей. Ушел в горы, визуальной недоступностью казавшиеся безопасными, отсекающими любую возможную погоню; через перевалы вышел на плато, необозримое и пустынное. Ноги сами несли его дальше и дальше, насколько хватало сил. Потом беспамятство.

Он не преминул про себя подивиться: снова выкарабкался, редкостная живучесть! Так где он оказался? Он огляделся: каменные стены без окон, дверь завешена пыльной циновкой, земляной пол, глиняный очаг с мигающими угольками…

– Вы спасли меня? – он повнимательней рассмотрел старушку: умиротворенное приятное лицо, седые волосы собраны в пучок; аккуратная, чистенькая, но довольно старая, заношенная простенькая одежда в традиционном деревенском стиле…

– Анхель бродил с альпаками и нашел тебя в двух часах пути от деревни. Он нес тебя на руках до дома, – голос немного встревоженный, но мерный и успокаивающий.

– Сколько я был без сознания? – он снова попытался подняться, но силы ещё не вернулись.

– Ты здесь четвертый день. Сначала был немного краше трупа. Не мог пошевелиться. Правда, несколько раз приходил в себя, просил воды, пил и снова засыпал. Сейчас ты выглядишь гораздо лучше.

– Спасибо за помощь. Если бы не вы…

Он ещё раз окинул взглядом помещение: такой естественный, суровый, но практичный минимализм был чем-то даже привлекателен.

– Вы здесь живете?

– Испокон веку, – старушка посмотрела с явным недоумением.

– Я ничего не помню, – бросил он и закрыл глаза.

2

Безжалостное солнце, наконец, зашло за горную гряду, откуда ретиво налетели островерхие тени, проглотившие долину за пару секунд. На деревню резко обрушился вечер, обещающий прохладу и умиротворение.

Давно облысевший, но статный и жилистый старик в выцветшем пончо загнал небольшое, понурое стадо альпак в аккуратный, просторный загон, легонько пнув последнюю, неуступчивую по седалищу. Затем закрыл за скотом широкие ворота из нескольких перекрещенных узких бревен, сделал было шаг в сторону своей хижины, но передумал, развернулся и подошел вразвалочку к веранде соседнего дома, где на инвалидной коляске шевелилась груда тряпья.

– Всё мерзнешь, Хесус? – он остановился напротив веранды и уперся длинным узловатым посохом в ссохшуюся землю.

Из тряпок показалось сморщенное личико и окинуло пастуха хитрым и бойким взглядом.

– Двигаюсь мало, вот и зябко. Думаю, может бегом заняться? Составишь мне компанию, Анхель? – груда тряпья затряслась, послышалось хихиканье.

– Самое время на втором веку жизни заняться спортом.

– Никогда не поздно попробовать что-нибудь новое…

И вмиг посерьезневшим голосом после секундной паузы:

– Как пустыня?

Налетел резкий порыв ветра, поднявший небольшую пыльную бурю, но невысоко – до уровня колен.

– Наступает. Полдня трачу, чтоб альпакам корм найти, – Анхель парой скользящих движений ладонью отряхнул пончо от прилипшего песка и тонких засохших травинок.

– А я полдня молился Христу, потом Магомету, еще Будде, затем бил два часа в бубен своего прадеда – шамана. Дождя просил.

– А в бубен-то зачем?

Из куля раздался смешок:

– Думаю, нелишним будет. Две тысячи лет предки били – а тоже люди не все, небось,