Умереть на сцене - Ирина Комарова

Признаюсь честно, я Евгения Васильевича не то чтобы недолюбливаю, скорее, меня напрягает их странная взаимная неприязнь с Гошкой, но в данный момент я Сухареву посочувствовала. Когда, вместо того чтобы заниматься делом, ты вынужден выслушивать начальственные «накачки»…

— Привет! — раздался за моей спиной веселый звонкий голос, который я сразу узнала, — Лиза. Она же артистка Александра Уварова. — Ты что здесь делаешь, прячешься или подглядываешь? И как тебя зовут?

Я обернулась. Лиза-Александра, сегодня в свободной вязаной кофте и длинной вязаной юбке, стояла передо мной и доброжелательно улыбалась.

— Рита. — Думаю, моя ответная улыбка была не менее доброжелательной. — И я подглядываю. Что за комиссия там полиции работать не дает?

— А я Александра Уварова, можно просто Шурочка, меня все так зовут. Это министерские прискакали, демонстрируют бурную деятельность. Министр, тот, который говорит сейчас, он же к Галке неровно дышал, вот теперь и требует, чтобы преступников нашли и немедленно покарали. Он уже минут сорок главному полицаю внушает, что тот должен, ни секунды не теряя, взяться за дело!

— Бюрократически-логичное поведение. Главное — дать руководящие указания. Интересно, Сухарев долго выдержит эту болтовню бестолковую?

— Сухарев — это кто?

— Как ты выразилась — главный полицай, — усмехнулась я. Я не очень люблю «тыкать» незнакомым людям, но почему-то с Шурочкой это было легко и естественно.

— А ты с ними? Ты ведь вчера здесь была, правильно? Журналистка? Собиралась писать про премьеру, а теперь что, про убийство напишешь?

— Посмотрим, — неопределенно ответила я. — Слушай, мне кажется, или сегодня действительно в зале народа побольше, чем вчера было?

— Не, примерно столько же, — хихикнула она. — Это полицай Феликсу велел всех собрать, кто вчера в театре был. Только вчера все по рабочим местам сидели, а сейчас всех в зал загнали. Вон там, у стены, осветители кучкуются, а в шестом ряду, справа, костюмерный цех… а главную новость слышала? — Не дожидаясь, пока я хотя бы головой качну, Шурочка объявила: — Спектакля и сегодня не будет! Опять отменили!

— Что значит — опять? — удивилась я. — Разве вчера тоже отменяли? А как же «Шоу должно продолжаться»?

— Так мы бы продолжали, как положено! Но этот полицай… Сухарев, да? Вот уж точно, сухарь засушенный! Он, оказывается, имеет право театр закрыть, как место преступления, представляешь? И сказал, что пока все следственные действия не закончатся, театр будет закрыт! Феликса чуть удар не хватил! Просто ужас, правда? Получается, что, пока не найдут того, кто Галку отравил, мы работать не будем?

Поскольку вид у девушки был не особенно расстроенный, а я бы даже сказала, вполне жизнерадостный, я не стала выражать сочувствие, только неопределенно пожала плечами. И перешла к вопросам по делу:

— А у тебя какие-нибудь мысли есть, кто мог Кострову убить?

— Ну ты спросила! Да кто угодно! Галка же, она такая была… устрицу из терпения могла вывести!

— Да? А Андрей Борисович говорил, что она добрейшей души человек и ее все в театре любили… — Я многозначительно посмотрела на Шурочку.

— Ну ты скажешь! Андрей Борисович, он же блаженный, у него розовые контактные линзы к глазам приросли! Галка над ним издевалась, как хотела, а он ничего не замечал! А если бы заметил, то не поверил бы… — Она с сомнением посмотрела на меня и покачала головой. — Нет, так ты не поймешь. На самом деле Галка не злая была и не то чтобы совсем стерва. Цену себе знала, конечно, и соответствующего уважения требовала, так это правильно, в театре иначе нельзя, затопчут. Но вот на других людей ей наплевать было. Унизить кого-то, гадостей наговорить, нахамить — не по злости, а просто так, для развлечения, — это было запросто. Вот ты говоришь, Андрей Борисович! А Галка что придумала: звонить ему стала почти каждый день и гадости разные говорить.

— Звонить? — растерялась я. Это о чем она говорит? О тех звонках, ради которых я вчера и пришла, ради которых камеру ставила?

— Ага. Шутила она так, развлекалась. Андрей Борисович после репетиции всегда домой уходит, отдохнуть — все-таки возраст у него, да и здоровье не особенно, а Галка, она же хорошим имитатором была, вот она позвонит ему на домашний, голос изменит и начинает всякие гадости говорить… Всю прошлую неделю так развлекалась. Главное, из его же кабинета, с его же телефона звонила!

— И ты это точно… в смысле откуда ты это знаешь?

— Так она не скрывала. Один раз даже позвала меня посмотреть. Ей зрители нужны, чего ради просто так стараться, без публики? Но мне, честно говоря, не понравилось. Андрей Борисович странный, конечно, но режиссер дельный и человек неплохой. Не заслужил он такого обращения, я тогда ей так и сказала.

— А она?

— А что она? Посмеялась и больше меня не звала. Лешку с собой в кабинет таскала. Ему-то все, что она делала, распрекрасно было. Совсем голову потерял, дурачок.

— Лешка — это тот, который Молчалина играет?

— Да, Алексей Каретников. Хороший парень, но вот угораздило его в Галку влюбиться…

— Он еще вчера с Рестаевым немного… повздорил, — осторожно уточнила я.

— Ой, подумаешь, поцапались мужики немного! Ты не обращай внимания на то, что они там друг другу кричали. Надо же понимать, все на нервах.

— А как ты думаешь, он мог Кострову отравить? От большой любви?

— Да вроде его все устраивало… не знаю. Нет, вряд ли, Лешка ведь вчера чуть умом не тронулся от горя, Олег почти всю ночь около него сидел — караулил, чтобы не сотворил с собой чего. — Она посмотрела на меня и пояснила: — Олег Стрелков, это мой бойфренд. Ты его видела вчера, на сцене он Чацкого играет.

— А-а. — Я вспомнила, как Лиза с Чацким оттаскивали Молчалина от тела Галины, и понимающе закивала.

— Значит, это не Рестаев и не Каретников. А кстати, что там народ шептался насчет беременности? Галина с Алексеем действительно были любовниками?

— Шептались. — Саша посмотрела в зал на сбившихся в кучку артистов и поморщилась. — Господи, да почему же вокруг столько дураков? Как ты себе это вообще представляешь: Галина Кострова — любовница провинциального артиста? Любовница — это ведь существо зависимое, а Галка привыкла властвовать.

— Ну не скажи. В смысле власти любовницы часто очень даже большой вес имеют. В истории сколько угодно примеров…

— Ну ты скажешь! Мало ли какие там были примеры, но надо же знать Галку! Это еще и вопрос статуса. С любовницами на официальные мероприятия не ходят… да и не зовут Лешку на всякие рауты, не дорос. Нет, если бы как в истории, как мадам Помпадур при французском короле Людовике какой у него там номер… Галка, может, еще подумала бы. Но Лешка-то ей зачем?

— А если это любовь? — припомнила я название старого-престарого фильма.

— Ты о чем! — снова всплеснула руками Лиза. — Какая любовь? Лешка, тот да… он готов шкуру с себя содрать и, как коврик, около ее кровати положить, чтобы Галочке босыми ножками на холодный пол ступать не пришлось. Галке это льстило, конечно, вот она Лешку и не гнала… забавлялась. Но любила она всегда, преданно и беззаветно, только одного человека — Галину Кострову. Остальные люди интересовали ее только постольку, поскольку могли оказаться полезными.