Кузница Тьмы - Стивен Эриксон

заявил Халлид Баханн. – Не думайте, наставник, будто для нее это станет чем-то новым. Дочь Тате далеко не девственница и давно уже созрела. Мы не одобряем сношений с детьми, и среди наших солдат подобное считается гнусным преступлением, которое карается кастрацией или, в случае женщин, клеймением грудей. Так вы принимаете наше предложение или нет?

– Это крайне щедрая для меня награда, – пробормотал Сагандер. – Я… с радостью ее приму.

– Тогда идите, – сказала Тате Лорат. – Она ждет вас в своем шатре.

Как всегда, ему пришлось приложить немалые усилия, чтобы подняться, опираясь на костыль, а затем удержать равновесие. Тяжело дыша, наставник направился к выходу из штабного шатра.

В воздухе чувствовался густой запах дыма, плывшего по улицам и переулкам Абары-Делак. Повсюду расхаживали компании солдат легиона, все еще шумные и возбужденные после битвы, хотя среди них были и те, кто молчал, явно огорченные тем, что резня закончилась. Сагандер смотрел на всех них как на дикарей, преисполненных зверского аппетита и свойственной хулиганам тупости. Подобных тварей порождала любая цивилизация, и он мечтал о тех временах, когда с этими отбросами можно будет покончить раз и навсегда. Цивилизации, в которой каждый мог в любой момент схватиться за меч, нечем было хвалиться.

Нет, единственная надежда на смирение заключалась в том, чтобы разоружить всех и тем самым положить конец физическому насилию. Наставник знал, что без труда нашел бы себе место в обществе, где хватает одних лишь слов, где победы одерживаются путем убеждения и разумных дебатов. Но здесь, на улицах этого несчастного селения, властвовали опьяненные элем и смертью головорезы, чьи лица не выражали ничего, кроме звериного коварства. Общаясь с подобными типами, Сагандер не смог бы победить ни в одном споре, поскольку отсутствие ума у них всегда компенсировалось висевшим на боку оружием. Кажется, Галлан сказал однажды что-то вроде: «Где ищут знаки препинания глупцы? На острие меча!»

Старик доковылял до шатра, где ждала дочь Тате Лорат. С каждым неуверенным шагом его все сильнее охватывало чувство стыда. Сегодня ночью оборвалось более сотни жизней, и все по его вине. В каком-то смысле было бы даже хуже, если бы Сагандер оставался целым и невредимым, а не превратился в изнемогающего от боли калеку. Ибо тогда у него не нашлось бы совсем никаких оправданий предательству, которое родилось в его израненной душе. И все же наставник не собирался сворачивать с пути, в конце которого ждало то, чего он больше всего желал: месть лорду Драконусу и его жалкому ублюдку-сыну.

В конце концов, легион знал своих врагов.

Добравшись до шатра, Сагандер начал неловко шарить по клапану. Мгновение спустя появилась изящная ручка с тонкими длинными пальцами и откинула в сторону тяжелую парусину.

Пригнувшись, Сагандер проковылял внутрь и вдруг понял, что не может взглянуть на девушку.

– Прости меня, – прошептал он.

– За что? – удивилась дочь Тате Лорат.

Она стояла рядом, но при этом оставалась в тени. Одинокий фонарь почти не отбрасывал света, ибо фитиль его стал совсем коротким. Сагандер чувствовал запах розовой воды, пронизывающий дыхание девушки.

– Я старик. С тех пор, как я потерял ногу… умоляю тебя, не смейся надо мной, но я… ничего не могу.

– Тогда почему ты принял меня как награду?

– Позволь мне хотя бы сесть.

Она показала на койку. Все так же не глядя на девушку, Сагандер подошел и сел.

– Я не дурак, – сказал он. – Твоя мать считает тебя своей соперницей и хочет, чтобы тебя использовали, может даже унизили. Сломали и превратили в распутницу. Ты должна найти способ от нее освободиться.

Сагандер слышал тихое дыхание девушки, и ему казалось, будто он чувствует исходящее от ее тела тепло – но это вряд ли соответствовало действительности.

– Распутство мне не грозит, наставник Сагандер, и мать ничего со мной не сделает. Потому что она старая, а я молодая.

– Но ей доставляет удовольствие швырять тебя в объятия мужчин, которые могут оказаться грубыми и даже жестокими.

– Никто из них не посмеет меня обидеть, и так будет всегда. В отличие от своей матери, наставник, я никому не отдаю ничего чрезмерно ценного. Я могу легко пережить мать, нужно лишь подождать.

Дрожа, он посмотрел девушке в глаза. Взгляд ее был чистым и безмятежным. Полным сочувствия, но не сопереживания. Сагандер понял, что эта юная женщина давно уже научилась себя защищать.

– Если тебе когда-нибудь потребуется моя помощь, Шельтата Лор, – проговорил он, – я в твоем распоряжении.

– Будь осторожен с обещаниями, наставник, – улыбнулась она. – А теперь, если ты не способен на большее, может, тебя порадует хотя бы ночь в объятиях женщины?

«Этот ее точно прикончит! Она настоящая красавица, Вонючка, и она целиком твоя!»

В голове Нарада, отдаваясь в ритме его шагов, пока отряд шел через затянутый дымом лес, все еще звучал смех солдат. Когда легион разбил лагерь на ночь, он сидел, сгорбившись под тяжестью этих слов, спиной к кострам, то и дело ощупывая шишки и вмятины на своем лице. Слова эхом звучали во тьме, когда все улеглись на сырую землю под назойливое жужжание комаров. Во сне Нарад вновь ощущал ту женщину в своих объятиях, чувствовал ее невероятно нежную и все еще теплую кожу – он знал, что это было так, что бы ему ни говорили, – и то, как она поддалась его неловким усилиям, приняв его в себя.

К тому времени все ее страдания уже закончились. Нарад раз за разом мысленно убеждал в этом себя, будто повторяя некое заклинание, которое могло заглушить смеющийся голос солдата, уравновесить жестокость и милосердие. И все равно никак не мог толком разобраться, что к чему. Было ли то веселое приглашение товарищей проявлением жалости и милосердия и стал ли ответ на него самого Нарада проявлением жестокости? Разве он не старался обойтись с женщиной как можно мягче и нежнее? Разве он не закрыл ее своим телом от смеха и грубых шуток остальных, от их алчных взглядов?

Чем солдаты наслаждались в тот день, в том зале, глядя на то, что они сотворили с несчастной невестой? Нарад ни разу не почувствовал себя частью этой компании убийц, просто не мог представить, что по-настоящему к ним принадлежит. Он задавался вопросом, как вообще оказался среди них, с мечом в руке, шагнув из тьмы ночи в заполненный ужасом рассвет.

Когда-то жил на свете мальчик, вовсе не уродливый и не преисполненный злобы или страха. Мальчик, который пришел в селение, держась своей маленькой ручонкой за руку кого-то другого, большого и взрослого; знавший тепло