Великая княжна в изгнании. Рассказ о пережитом кузины Николая II - Мария Павловна Романова

идеалистом, понял, что большевики собираются захватить власть. Будучи социалистом, он переметнулся на сторону буржуазии. В конце концов ему, как представителю преследуемых классов, пришлось покинуть Россию, и он очутился в Лондоне. Вышло так, что я была шапочно знакома с человеком, который как-то встретился с ним и в его присутствии упомянул мое имя. Савинков задумчиво заметил: как странно, что дети, чью жизнь он когда-то спас, выросли и стали политическими беженцами, как и он. Он выразил желание встретиться со мной, что мне передали. Его желание было тем поразительнее, что русские, к какой бы политической партии они ни принадлежали, неизменно превращались в пылких сектантов и резко обрывали связи со сторонниками других убеждений, отличавшихся от их собственных. Особенно ярко такое отношение проявлялось к нам даже со стороны представителей буржуазных фракций, которые находились в оппозиции к некоторым идеям прежнего правительства.

Я со своей стороны обрадовалась возможности встретиться с Савинковым. Хотя он был пламенным революционером и наши взгляды на большинство вопросов были прямо противоположными, я не сомневалась, что его тогдашний поступок намекает на возможность человеческих отношений, которые позволят преодолеть пропасть между нами и найти почву для взаимопонимания. Я надеялась, что в память о прошлом он сможет говорить со мной свободнее. Мне не терпелось кое-что узнать о психологии человека, входившего в организацию, члены которой питали такую ожесточенную враждебность к нам как к династии, хотели уничтожить нас, пусть и ценою ужасного риска для себя. Мне было интересно, какие оправдания он находит тому, что творилось в России. Но перед тем, как согласиться на встречу, я решила посоветоваться с мужем. Путятин пришел в ужас при мысли о том, что я собираюсь встретиться с одним из убийц моего дяди. Он, конечно, был прав, но я смотрела на происходящее с другой точки зрения. Муж обвинил меня в праздном любопытстве. В то время мне не хватило красноречия объяснить, почему я хочу встретиться с Савинковым и поговорить с ним. Переговоры оборвались; мы так и не встретились. Позже, мучимый желанием действовать и тщеславием, Савинков по приглашению Советов вернулся в Россию. Но там он долго не прожил. Всего через несколько месяцев после того, как он уехал, пришло известие о его смерти. Большевики писали, что он покончил с собой, но преобладало мнение, что он попытался устроить заговор против режима, в чем он обладал некоторым опытом, и с ним покончили.

Глава X

Эмигранты императорской крови

В первые недели нашего пребывания в Лондоне практически не было других беженцев из России, кроме нас. Потом они начали прибывать, как правило, более или менее многочисленными группами. Первыми приехали вдовствующая императрица Мария Федоровна, ее дочь и внуки. Вдовствующая императрица пользовалась покровительством части британской королевской семьи, ведь она была теткой короля Георга, сестрой его матери, королевы Александры. Императрица Мария Федоровна и еще несколько представителей моей семьи оставались на юге России, пока у них была такая возможность. В Англию их доставил британский дредноут «Мальборо». В то время все ждали нового наступления большевиков на Крым; хотя моих родственников, которые еще оставались там, охранял полк русских офицеров-добровольцев, оставаться в стране им было небезопасно. Несмотря на все пережитые ими испытания, уезжали они неохотно. В Ялту посылали пароходы и грузовые суда, на которых вывозили гражданское население; императрица не позволяла капитану своего корабля поднимать якорь, пока не убедилась, что не забыли никого из ее знакомых.

Ее прибытие в Лондон было окутано тайной; принимающая сторона делала все, дабы избежать публичности. Ее высадили с военного корабля в каком-то порту, где, насколько я помню, ее встретила сестра, королева Александра. Они обе отправились в Лондон поездом. Нам сообщили о времени их прибытия лишь в последнюю минуту. По пути на платформу нас на каждом углу останавливали сотрудники полиции, которым мы обязаны были сообщить наши имена. Нам удалось попасть на перрон с большим трудом. Мы вышли на платформу, когда поезд уже подходил. Сцена, свидетелями которой мы стали, напоминала приемы прежних дней, однако как все отличалось! Не было ни блеска, ни пышности, а самому приему недоставало радушия, пусть даже формального. На переднем плане стояли король и королева с семьей; чуть позади – группа их приближенных. Мы держались в тени. Никаких толп; на вокзале было пусто и очень тихо. Поезд остановился. В первом вагоне у одного окна стояла королева Александра, у второго – императрица Мария Федоровна. Члены королевской семьи поднялись к ним. Обменялись приветствиями; затем все вышли на платформу, во главе с двумя королевами и императрицей. Затем к ним присоединились мы, и императрица, после того, как мы поцеловали ей руку, обратилась к нам с несколькими словами.

Мария Федоровна не слишком изменилась за те два с половиной года, что я ее не видела. Как всегда, она была одета в маленький черный сшитый на заказ костюм и шляпку с блестками. На шее она носили короткое боа из перьев. Она не выглядела ни испуганной, ни расстроенной; она сохраняла полнейшее спокойствие и даже сдержанно улыбалась. Сравнивала ли она свой нынешний приезд с прошлыми визитами? Заметила ли пустоту на платформе, неловкость встречающих, смешанные чувства, с которыми ее приняли? От нас не ускользнула ни одна мелочь, и наши впечатления оказались болезненными.

Королева Александра увезла сестру в свою резиденцию Мальборо-Хаус, где сестра поселилась с ней вместе по ее настоянию. Две сестры, одной за семьдесят, другой под семьдесят, сохраняли девичью преданность друг другу. Она тянулась с детства, когда они жили в Дании, во дворце их отца. Долгие годы сестры ежедневно обменивались письмами или телеграммами; обеим недоставало непосредственного общения во время войны и особенно во время революции, и королева очень беспокоилась за сестру. И вот они снова оказались вместе. Внешне обе выглядели гораздо моложе своего возраста; в светлых волосах королевы и темных императрицы почти не было седины, а их глаза не утратили яркости. Обе были невысокие, гибкие и живые. Они были на удивление активны, быстро двигались и сохраняли интерес к тому, что происходило вокруг них. Те их окружающие, которые не занимались политическими интригами, в ком еще сохранились человеческие чувства, ценили привязанность сестер друг к другу и не сомневались, что обе очень рады воссоединению. Но шли недели и месяцы, и их отношения начали меняться. Две пожилые дамы, день за днем вынужденные находиться в обществе друг друга, не могли не заметить: хотя возраст во многом пощадил их, особенно в части внешних признаков, на самом