Развод и девичья фамилия - Татьяна Устинова

Сергей промолчал, и бритоголовый проявил невиданные чуткостьи такт, да и Марья Семеновна ловила каждое слово, так что даже забыла прокипятильник, и вода давно и бурно плескала из литровой банки на подстеленнуюгазетку.

– Ну, извини, – сказал бритоголовый со слоновьимсочувствием. – Слушай, ты в курсе, какой у нас ночью шухер был? Ментыприезжали, “Скорая”, все дела! Да это на вашем этаже где-то! Ленка всю ночь неспала, я уж хотел идти скандалить, блин!

– На нашем, – согласился Сергей, – а ты, часом, ничего невидел подозрительного, Данила-мастер?

– Знаешь, как меня зовут эти козлы из НХЛ? – доверительноспросил тот и наклонился к Сергею, как будто собирался сообщить некий большойсекрет. – Дэн! А?! Ты слыхал?! Данила Пухов – Дэн!

Тут он зашелся тяжелым смехом и стал утирать глаза, таквесело ему было, что “козлы из НХЛ” зовут его Дэн.

Сергей переждал приступ его веселья.

– Ну, так как? Не видел?

– Чего?

– Ничего подозрительного не видел?

– Да ты че, больной, Серега? Я приехал в одиннадцать, прямос базы, вижу – цветомузыка, менты, люди – какие-то! Ну, думаю, все, приехали,сейчас Ленку мне до смерти перепугают! Зачем, блин, думаю, мы сюда приперлись?Лучше бы мамашу в Канаду вызвали! Ленке, конечно, хотелось, а она у менябеременная, как ей откажешь-то… – Лысина опять засверкала, ямочки опятьобозначились отчетливо, взгляд стал маслено-умильным.

“Вот черт возьми, – подумал Сергей с тоской. – Ничего он мнене расскажет. Он вообще ничего не соображает, кроме того, что у него “Ленкабеременная”.

– Лифт не работал ни хрена, я пешком. Дошел до вашейплощадки, просто так, чтобы мне знать, хоть что случилось, потом увидел кровь ибелый контур тела на полу, ну, думаю, все как в кино – трупы и кровьзаказывали? Щас будет! Ну, и домой пошел. Ленка все равно все знала. Насилу яее успокоил и спать уложил. Она меня даже отпускать не хотела, – с неимовернойгордостью добавил Данила. – Говорит, не ходи никуда, говорит, боюсь за тебя!

– А она вчера целый день дома была?

– Вроде да. А что?

– Я хотел спросить, может быть, она видела, кто из подъездавыходил? Или входил? Чужой, не наш.

– А че, – негромко спросил Данила, – менты на Киру, что ль,валят?

– Я не знаю.

– А ты че? Не отмажешь, что ли?

– Я постараюсь, – пообещал Сергей, – только неплохо бывыяснить, кто у нас в подъезде людей убивает.

– Да это не из наших, – сказал Данила убежденно, – у нас тутотморозков нет, все люди приличные, сам знаешь.

– Знаю, – согласился Сергей.

– Я бы тебе помог, – извиняющимся тоном добавил Данила, – давремени у меня нет. Мы через две недели обратно отваливаем, а пока я, каккенгуру в пампасах, скачу.

– Ясно.

– Ас Ленкой поговори, конечно. У Ленки моей глаз-алмаз, подземлю видит. Так вызвала ты ремонтеров, мать? Или нет?

– Вызвала, вызвала, – запричитала Марья Семеновна, – ужедолжны быть! Как не вызвать, вызвала, конечно! Починют, починют они лифт,будьте покойны!

– Ну, бывай, Серега! – попрощался Данила и с размаху стиснулСергею руку. – Про Канаду – я всерьез приглашаю. Я всегда все всерьез делаю.

– Спасибо.

– Кире привет передавай. Вернись к ним, и пусть она тебе ещедевочку родит! – Очень довольный своим чувством юмора, Данила Пуховжизнерадостно захихикал и пошел к двери, помахивая черной сумкой.

– А машина у него – страсть божья, – просвистела из-за спиныМарья Семеновна, – ужасть одна, танк, а не машина, и сам он как пить датьбандюган! И чой-то он с вами вежливый такой, Сергей Константинович?

– Да никакой он не бандюган! – весело запротестовал Сергей.– Он хоккеист. Знаменитый. Звезда мирового спорта. Вы разве его по телевизоруникогда не видели? У вас муж хоккей не смотрит? Он уехал лет семь назад и с техпор приезжает сюда на несколько дней каждый год. Мы в этот дом вместе въезжали,еще когда никакого элитного жилья в природе не было!

– Да врет он все, – с истовой убежденностью проговорилаМарья Семеновна, – подделывается он! Бандюган он! Он вчера небось и убил дружкажены вашей, Сергей Константинович!

– Начальника, – поправил Сергей. Следовало непременноубедить Марью Семеновну, что Костик именно начальник, а не дружок.

– Он сказал, что в одиннадцать приехал, а ведь наврал,наврал, Сергей Константинович! Как же в одиннадцать, когда я сама его видала ввосемь, вот те крест!

– В восемь? – переспросил Сергей. – Данилу?

– Вот те крест святой, видала! Как входил, не видала, вратьне стану, а вот как выходил – видала. Сел на свой танк и покатил, покатил!..Зачем он наврал, если дружка не он прикончил, а?

– Начальника.

– Ну да, ну да, хоть бы и начальника!

– А кто еще входил, Марья Семеновна? Или выходил?

– Чужой никто не входил, вот те крест святой! Только ведь яне стражник, я к дверям-то не приставлена, может, и пропустила кого! Авыходить… Да почти никто и не выходил! Время такое, все только со службыворотились и по домам сидели. Валентина ваша выскочила. “До свиданья, –говорит, – Марья Семеновна, до завтра!” Вежливая она у вас больно. Вотбандюганище этот. А еще… нет, не знаю. Мальчонка из восьмой с нянькой прошел,эти вроде на детскую площадку. Ночь на улице, а нянька его на улицу тащит!Конечно, когда мать с утра до ночи груши околачивает, так мальчонка и по ночам…Бабулька Евсеева спустилась, это уж после восьми, куда после!..

– А труп вы во сколько нашли, Марья Семеновна? – нежноспросил Сергей.

Вахтерша задумчиво бросила в банку щепотку чаю, и от банкисразу пошел дух, как от пропаренного веника. Чай, очевидно, был самый что ни наесть натуральный.

– Вот не скажу точно, Сергей Константинович, – призналасьона с сожалением, – у меня внутри как все взнялось, как от огня, Кира, значит,усаживает меня, а жилец из одиннадцатой квартиры, Михаил-то Петрович, говорит:“Ну, я за милицией пошел”, а во сколько… Нет, точно не скажу.

– А Михаил Петрович, откуда взялся?

– Так я закричала, со страху-то, – тут Марья Семеновна отдуши перекрестилась, – выскочила Кира, и Михаил Петрович за ней. Чуть мне всенутро не отшибло, как увидала, как он лежит, и кровь вокруг черная! Сколькоживу, такой страсти не видала! Вот в пятьдесят восьмом мне было двадцать лет, ипошли мы с подругой на пруд купаться. Молодые были, и все нам хотелось ночьюискупаться-то. А тогда жизнь другая была, по ночам все спокойно, мы и пошли. Адорога мимо кладбища. Вот так все в горку, в горку, а потом…