Развод и девичья фамилия - Татьяна Устинова

– Спасибо, – сказал Сергей. Слушать про молодость МарьиСеменовны он никак не мог, даже из соображений политеса.

– А вам зачем знать, кто приходил, кто не приходил, – жаркоспросила Марья Семеновна, – вы, видать, милиции-то не верите, а, СергейКонстантинович? И я не верю, от нисколечко не верю! Я как увидала Юрку,участкового, ну, думаю, бог мне судья, а только этот самый Юрка еще хужебандюган, чем хоккеист ваш. Его, Юркина, мамаша, Зоя Петровна, самогон ещетогда гнала, когда постановление ЦК вышло и по всем квартирам ходили и аппаратыискали, а они, хитрые, в эвакуации, в Мордовии их научили…

– И больше никто не приходил и не уходил, – подытожилСергей, – Данила в восемь часов. Потом Валентина, потом няня с ребенком, потомстарушка Евсеева. Правильно?

– Ну, и этот еще, – небрежно сказала Марья Семеновна, –который к Кире-то ходит. Интерес ее. Видный такой мужчина, серьезный, спорфелем всегда, вежливый. Да вы его знаете или нет?

– Знаю, – сказал Сергей.

– Вы меня извините, Сергей Константинович, если я лишнегосболтнула, – продолжала вахтерша, пристально рассматривая его физиономию, – я,конечно, ничего против не имею, только зря вы все это допущаете! Я старыйчеловек, вы меня слушайте, а не обижайтесь!..

– Что… допущаю?

– Вот чтоб гоголь этот к ней ходил, интерес ее. Кто егознает, что у него за мысли, да и сам-то он откудова? Порфель у него, конечно, ивидный он из себя-то, а вот так ночью даст ей по голове, а из квартиры все итютю!..

Голова Сергея болела так, как будто Кирин “интерес” ужеврезал по ней своим “порфелем”.

– А самогонщикам этим верить нельзя, не-ет, нельзя!

– Каким самогонщикам?

– Да Юрке-участковому и мамаше его, Зое Петровне. Я ж иговорю! Они когда из Мордовии вернулись, это еще папаша мой жив был…

– Спасибо, Марья Семеновна. Я пойду, пожалуй. Мне еще нужнопозвонить.

– Конечно, конечно, – запричитала Марья Семеновна. – А уменя сердце так жмет, так жмет, и голова болит, сил нет! Это ваша Валентинавчера меня своими душищами обдала, с тех пор и болит!

– Какими душищами? – жалобно спросил Сергей. – Как она вас…обдала?

– Приятные такие духи, ничего плохого не скажу. Только ужбольно сильно надушилась-то! Небось не девочка, чтоб так-то уж… ароматыраспускать. Мимо прошла, прям хвост за ней духов этих! Голова у меня сразузашлась, а потом еще…

И Марья Семеновна грустно махнула рукой.

С лестницы Сергей оглянулся. Она пила чай вприкуску –наливала в блюдце и сосредоточенно дула, а потом громко разгрызала сахар,похожая на старую печальную курицу.

Марья Семеновна, черт ее возьми!.. Что она расскажет ментам,если они станут ее допрашивать? И что уже рассказала? Что в Кириной квартирестолкнулись “дружок” и “интерес”, а что было дальше, всем известно?

Он поднялся на бывший свой пятый этаж и открыл дверь в своюбывшую квартиру.

Тима не было слышно, а Валентина на кухне пела негромко, нос чувством:

– “Я встретил вас, и все былое в отжившем сердце замерло…”

– Это я, – громко сказал Сергей, чтобы она не испугалась.Она все время пугалась и опускалась на стул, придерживая рукой “готовоеразорваться” сердце.

– Боже! – вскрикнула после некоторой паузы Валентина. – Каквы меня напугали!

– Во сколько вы вчера ушли, – спросил Сергей, – помните?

– Что? – переспросила Валентина.

Сергей заглянул на кухню. Валентина в подаренном Киройклетчатом добропорядочном английском фартуке месила тесто. Руки у нее были полокоть в муке. На голове – снежно-белая шапочка с кокетливым клетчатым бантом,очевидно, шедшая как дополнение к фартуку. От всей этой клетчатой английскойдобропорядочности лиловые веки казались еще лиловее.

– Когда на сердце печаль, – объявила домработница с грустнымпафосом, – нет ничего лучше, чем плюшки с изюмом. Особенно для мальчика,который пережил такой ужасный вечер! Кире придется всерьез заняться егоздоровьем. Я не понимаю, как она, мать, могла допустить, чтобы маленькийбеззащитный мальчик стал свидетелем…

– Маленький беззащитный мальчик, насколько я понимаю,счастлив, что ему удалось отвертеться от школы, и сейчас сидит в Интернете. Такчто вы не очень убивайтесь, Валентина.

Она посмотрела с неодобрением:

– Я никак не могу понять, когда вы шутите, а когда говоритевсерьез, Сергей Константинович.

– Я и сам иногда не могу, – признался Сергей. – Так восколько вы вчера ушли?

– Как обычно, – ответила Валентина и опять занялась своимтестом, – как только Кира вернулась с работы. Бедная девочка, она еще не знала,какое тяжкое испытание уготовила ей…

– …злодейка-судьба, – подсказал Сергей, – это, значит, восколько?

Валентина дико на него взглянула.

– Наверное, в… полвосьмого, – выдавила она, – Кира приехалаоколо семи, я точно не помню, я ей рассказала, как прошел наш день, собралась иушла. У меня вчера… спину прихватило, – призналась она смущенно, – радикулит. Я,конечно, платочек из собачьей шерсти привязала, – тут она улыбнулась улыбкойдевочки-шалуньи, – но спина все равно… Я даже нагнуться не могла, Кира мнесапоги застегивала. И по лестнице я медленно спускалась.

– Быстрее, чем за полчаса? Или медленнее?

– А сейчас, – подозрительно спросила Валентина, – вы шутитеили нет?

– Нет.

– Быстрее. А что? Или вы думаете, что бедный молодой человекк тому времени уже мог быть убит?

– Если вы не видели на площадке его труп, значит, не мог, –сказал Сергей любезно.

Тут он вспомнил, что так и не выяснил у Марьи Семеновнысамого главного – заметила ли она, когда в подъезд вошел Костик, – и огорчилсяиз-за собственного тупоумия.

– Вы будете обедать, Сергей Константинович, – чопорно поджавгубы, спросила Валентина, – и во сколько подать?

Сергей понятия не имел, “во сколько подать”. Ему нужно ещепоговорить с соседом, вызвавшим милицию, и еще раз с Марьей Семеновной, раз ужон упустил такую важную деталь, и еще с Леной, беременной женой легендарногохоккеиста Данилы Пухова, которого “козлы из НХЛ” называют Дэн и который соврал,что не был дома до одиннадцати часов, а по сведениям все той же Марьи Семеновны– был. Еще неплохо было бы позвонить на работу, где его скорее всего уже давнопотеряли и теперь ищут по всей Москве.

Инге тоже нужно позвонить. Он бросил ее среди ночи в постелиодну и не испытывал по этому поводу никаких угрызений совести, но позвонитьвсе-таки нужно.