Дети луны - Борис Акунин

Ушибленный господин сполз на пол, причем пола фрака у негозавернулась, и стало видно, что подкладка такого же алого цвета, что перчатки.

– Мефисто! – взвыл он, выплевывая сигарные крошкии осколки зубов.

Алексей повернулся к вышибале, и очень правильно сделал.

Детина натягивал на пальцы шипастый кастет. Ухмылка неисчезла с его грубой физиономии – наоборот, стала еще шире. Этот нисколько неиспугался, а, кажется, даже обрадовался возможности отличиться перед хозяином.Он был на полголовы выше прапорщика, раза в полтора тяжелее и, должно быть, несомневался, что легко справится с несерьезным противником.

Инструктор по рукопашному бою подпоручик Гржембский училсвоих питомцев: «Сила всегда проиграет скорости. А сила грубая, негибкаяобращается против самой себя».

Могучий удар рассек воздух над головой быстро пригнувшегосяРоманова. Мефистофеля развернуло боком, что дало Алексею возможность влепитьверзиле отменный хук в солнечное сплетение. Ощущение было такое, словно кулакударился о гранитную плиту.

Первая стычка закончилась, можно сказать, с нулевым счетом.

Сверкающий сталью кулачище с удвоенной силой замахал передлицом прапорщика, но и тот в ответ удвоил скорость движений: уходил в сторону,нырял, отскакивал, при каждой возможности нанося ответные удары. Каждыйдостигал цели, каждый был точен – носком ботинка в пах, каблуком в коленнуючашечку, но Мефистофель только крякал и еще напористей лез вперед, словноброненосная новинка «танк», говорят, совершенно неуязвимая для пехоты.

И так непростую задачу осложняла мадемуазель Шахова. Она неубежала, даже не отступила в сторону – осталась стоять на том же месте, лишьприжала руки к груди и зажмурилась. Вероятно, ей опять казалось, что всё это неявь, а ужасный сон, который когда-нибудь сам по себе развеется.

Приходилось пятиться, широким кругом обходя девицу, чтоб ееслучайно не задели.

«Дон Хулио» в сражении не участвовал. Он прижимался кпианино, тер платком окровавленные губы и подгонял своего клеврета кровожаднымивозгласами:

– Проломи ему башку! Это вчерашний филер! Простосегодня он в голубом!

– Мы искали друг друга и нашли, – съязвил Романов.

Делать этого не следовало. Подпоручик Гржембский сколько разговорил: «Главное в схватке – ничего не упускать и ни на что недистрагироваться. Малейшая деконцентрация внимания может стоить жизни».

Всего на долю секунды повернул Алексей лицо к господинуКаину – и чуть не угодил под кастет, от соприкосновения с которым головаразлетелась бы, как глиняный горшок. Верхняя часть тела качнулась назад слишкомбыстро, ноги за ней не поспели. Прапорщик взмахнул руками, не удержался, упал.

– Живей, Мефисто. Что ты тянешь? – Каин хищнонаклонился вперед. – Добей его!

От своей оплошности, от постыдного падения (хорошо еще, чтоу Алины закрыты глаза) Романов, во-первых, обозлился, а во-вторых, пересталребячиться. Что за идиотизм – устраивать корриду с бешеным быком, когда вкармане есть револьвер.

– Я тебе покажу «добей»! – обиделся отличникконтрразведывательных курсов. – А ну-ка руки, сволочи!

Он бы еще и не так их обозвал, если б не барышня.

«И ни в коем случае не впадать в ярость, не терятьsang-froid,[2] – учил инструктор. – Чаще всего ошибкипроисходят именно из-за этого».

Ошибка заключалась в том, что Романов взял на мушку неглавного фигуранта, а второстепенного. Мефистофель, увидев черную дырку ствола,допустим, замер и даже приподнял кверху свои ручищи. Зато парагваец снеожиданным проворством юркнул за пианино и пропал.

– Стой! Убью!

Алексей переполошился – то есть совершил еще одну серьезнуюошибку.

Сверху на него падало что-то белое, громоздкое, ребристое.Это Мефистофель, воспользовавшийся тем, что враг отвернулся, толкнул на негоантичную колонну.

Она ударила прапорщика по голове, но не проломила ее, апроизвела сухой легкомысленный стук – вообще оказалась удивительно легкой.Обхватив колонну руками, Алексей понял, что она бутафорская, из папье-маше.

Однако пока он обнимался с архитектурным изделием, пропал ивторой неприятель – из-за ширмы донесся удаляющийся топот.

– Куда? Назад! – заорал Романов, бросаясьвдогонку.

Чертов свет, исправно горевший во время закулисной баталии,выбрал именно этот миг, чтобы опять погаснуть. Алеша успел заметить, как «донХулио» ныряет в один зазор между дощатыми ящиками. Мефистофель во всю прытьнесся к другому, расположенному правее.

Погоня в кромешной тьме, среди запакованных роялей, –занятие малоприятное. Началось с того, что прапорщик неверно рассчиталнаправление и не сразу нашел проход. Потерял несколько бесценных мгновений,шаря рукой по шершавой поверхности.

Электричество мигнуло, и он увидел, что находится в узкой,не шире метра, щели, которая упирается в здоровенный короб с клеймом«ДОСМОТРЕНО ТАМОЖНЕЙ. 28 iюля 1914» – напоминание о невозвратной эпохе, когдаГермания посылала на восток эшелоны с товарами, а не с войсками. От коробаможно было свернуть направо или налево. Убегающие враги находились где-то оченьблизко, но их было не видно – ни одного, ни другого.

Не успел Алексей сделать и двух шагов, как свет потух.Теперь он, будто играясь, вспыхивал и гас с интервалом в секунду: довольно,чтобы окончательно не запутаться в зигзагах щелей и проходов, но недостаточно,чтобы избежать ударов о жесткие ребра ящиков.

Хуже всего, что прапорщик метался среди германскихфортепианных бастионов вслепую, а владелец клуба и его подручный явно знали,куда держат путь.

Сообразив, что громогласно угрожать смертоубийством – лишьвыдавать свое местоположение, Романов умолк и постарался передвигаться какможно тише. По крайней мере теперь стало возможно ориентироваться по звукушагов стремительно улепетывающих противников. Оба, каждый своим путем, двигалиськ дальней стене склада. Вероятно, там имелся запасной выход.

Алексей попробовал приспособиться к пульсирующей смене тьмыи света. Как только воцарялся мрак, он зажмуривался и выставлял вперед левуюруку, чтоб не налететь на препятствие. Когда же сквозь сомкнутые веки видел,что светло, снова открывал глаза.

Лязгнул металл. Заскрипели дверные петли. Снова лязг.

Алексей побежал быстрее.

Поворот, еще поворот – и лабиринт кончился. Впереди былакирпичная стена, посередине которой зеленела облупленной краской железная дверьс отодвинутым засовом – он-то, очевидно, и лязгнул несколько секунд назад.