Чюрлёнис - Юрий Л. Шенявский

Мацеёвского. Говорила, что любит Чюрлёниса, говорила, какой он хороший, что выйдет замуж только за него – умоляла разрешить им пожениться. Отец оставался непреклонен.

– Никогда этого не будет! – заявила Мария и разрыдалась.

Старик Моравский рассердился не на шутку:

– Не желаю, чтобы моя единственная дочь вышла замуж за человека без положения! Без будущего! Не будешь ты стирать белье где-нибудь на пятом этаже! Не допущу! Свадьбу сыграем осенью.

Со слезами на глазах Мария вспоминала тот разговор с отцом:

«Буря, страшная буря бесновалась за окном, когда я вышла из комнаты отца – у меня кружилась голова от дикого ливня, молний и раскатов грома. Я стояла у окна, ослепленная молниями, плакала и просила Бога, чтобы меня поразило громом. В этот момент молния действительно пронеслась по улицам Бугая (улица в Варшаве. – Ю. Ш., В. Ж.), где жили родители, по каменным ступенькам, через огород и утонула в Висле. Электрический разряд с такой силой оттолкнул меня от окна, что я упала на пол. Долго лежала, не в состоянии подняться, и давилась слезами».

Мария встретилась с Чюрлёнисом на их месте в Лазенках, рассказала о предстоящем замужестве. Предложила бежать из дома и тайно обвенчаться.

– Генек осуждает нас обоих за нерешительность, он готов помочь в побеге.

Чюрлёнис не согласился.

– Это не спасет положения, – выдавил он из себя после минутного раздумья.

– Сколько побегов завершалось счастливо. Родители, в конце концов, прощали беглецов, – прошептала Мария.

Ядвига Чюрлёните в мемуарах осуждающе пишет о Марии: «Хрупкая мечтательница испугалась отцовского гнева. Ни решимости, ни упорства не хватало, а слезы мало чем могли помочь». И тут же задается вопросом: «Почему Константинас не согласился?»

Действительно, почему? Может быть, представил дальнейшую их жизнь без благословения родителей Марии? Может быть, представил жизнь такой, какой представлял себе ее Аркадий Моравский? Трезво оценивал свое положение и понимал: он и в самом деле не сможет обеспечить любимой счастливую и безбедную жизнь. Имеет ли он право делать несчастным любимого человека?..

Феликс Розинер предполагает, что Чюрлёнис уже разлюбил Марию или «любил не так сильно», когда влюбленные готовы бежать на край света.

Думаем, Розинер ошибался.

Убедившись, что опасность миновала, Аркадий Моравский изменил свое отношение к Чюрлёнису. Его вновь стали приглашать в гости. Неожиданно позвали и на традиционный предсвадебный обед, на который обычно созываются исключительно родственники.

«Обед походил на похороны, – вспоминала Мария Мацеёвская. – Все молчали. Никто не проронил ни слова».

Аркадий, рассердившись, упрекнул дочь:

– Что за мрачный вид!

Мария ответила дерзко:

– Я хороню сегодня мечты своей юности, – поднялась, вышла из-за стола и из комнаты.

Все промолчали.

Моравские были униатами[21]. Чюрлёниса пригласили на венчание шафером – он держал над головой Марии венец. Это считалось большой честью. Но в данном ли случае? Что это было? Издевка Аркадия Моравского? Вряд ли. Слишком жестко по отношению к человеку, к которому еще недавно он относился, по крайней мере, доброжелательно. Почему Чюрлёнис согласился участвовать в венчании? Не потому ли, что даже в такой убийственный для него и для Марии момент хотел быть рядом с любимой?

В любом случае, для него это был удар – первый серьезный удар судьбы.

После венчания Евгений безжалостно бросил сестре:

– Не сто́ишь ты Кастуся! Ты не стала за него бороться!

Не в одном письме Евгению Моравскому Чюрлёнис коснется крайне болезненной для него темы. Объяснение своим поступкам он дает в дневнике, сохранившемся, к сожалению, частично.

«Очень грустно, Генька, как подумаешь, что так пройдет вся жизнь, потому что, наверное, не женюсь, по крайней мере, не предвижу для себя такое счастье».

«Мне кажется, что жена нужна тогда, когда для счастья уже больше ни в чем нет недостатка».

«…я представлял себе счастье таким близким и возможным. Однако решил: счастлив не буду, это столь же верно, как и то, что умру. Сие меня как бы утешило несколько, потому что убедился так или иначе – если это можно назвать убеждением, – открыл истину. Так и есть, счастлив не буду, иначе быть не может.

Я слишком легко раним, слишком близко все принимаю к сердцу, чужих людей не люблю и боюсь их, жить среди них не умею. Деньги меня не привлекают, ожидает меня нужда, сомневаюсь в своем призвании и таланте и ничего не достигну. И так буду ничто, ноль, но буду знать свое место. Перестану мечтать, но запомню мечты своей юности. Смеяться над ними не буду, потому что они не были смешными. Буду как бы на руинах своего недостроенного замка, образ которого лежит глубоко в душе и которого, тем не менее, никакая сила из руин не подымет. И, зная это, неужели буду счастлив? Нет, это правда. Уже с полгода тому назад приходила эта мысль, а сейчас я в ней убедился. Печально, но что поделаешь».

«Старый холостяк – страшная вещь. Прямо траурная! Глупая, банальная, словно опрокинутая жизнь. Верь мне, потому что пишу тебе почти по своему опыту. Если хочешь быть благородным человеком и нужным своему обществу, то в первую очередь женись (не вдруг, конечно). Или останься композитором…»

Сам же «старый холостяк», которому не было и тридцати, решил «остаться композитором». Бог рассудил иначе – он внес коррективы в жизнь нашего героя; случилось это позже и, к сожалению, на очень непродолжительный срок.

Но и будучи женатым, до конца дней своих Чюрлёнис в ящичке письменного стола в Друскениках в специальной коробочке хранил фотографию Марии вместе с засохшим букетом роз.

Мария Мацеёвская во время похорон Чюрлёниса стояла рядом с его женой – уже вдовой – Софией. Умерла она в 1972 году, пережив Кастуся на 60 лет; в завещании она просила положить в гроб его портрет…

«Жизнь словно посветлела»

Летом 1900-го семейство Чюрлёнис (в кои-то веки!) выбралось на взморье. В Поланген приехал и Кастукас. Там он написал торжественный полонез для духового оркестра и посвятил его князю Михаилу Огинскому – в знак благодарности за все, что тот для него сделал.

Сохранилось, к сожалению, не датированное письмо Чюрлёниса князю Михаилу Огинскому, написанное – начертанное очень красивым каллиграфическим почерком, текст которого свидетельствует о трогательных их отношениях.

«Его превосходительству Господину Князю,

За деньги, в количестве 100, которые я получил от Господина Лапидынского, неизмеримо благодарен Господину Князю и еще раз говорю самое сердечное спасибо.

Сразу же после получения денег (8/20 января) я начал уроки, очень много работал и поэтому с опозданием благодарю, но надеюсь, что Господин Князь будет милостив принять во внимание причину сего и простить мою (якобы) медлительность.

Целую руки