Чюрлёнис - Юрий Л. Шенявский

Господину Князю несчитаное количество раз.

Нижайший слуга, К. Чюрлёнис»[22].

В 1901-м в Полангене Кастукас и Повилас встретились с Огинским.

Огинский подарил своему бывшему воспитаннику – новое! – пианино фирмы «Арнольд Фибигер»[23].

– Историю этого инструмента знаете? – поинтересовался князь и, не дожидаясь ответа, начал рассказ:

– В небольшом польском городке Калиш жил юноша по имени Арнольд, был он сыном простого плотника, отлично разбирался в отцовом ремесле, но мечтал быть музыкантом. Разве мог простой плотник позволить себе приобрести для сына хороший инструмент? Понимая это, Арнольд решил построить рояль. У него получился отличнейший во всех отношениях инструмент.

Второй инструмент он изготовил уже на заказ, затем – третий, ну и – пошло-поехало. Рояли «фирмы» Фибигер привлекли в Калиш известных пианистов. Насколько мне известно, сейчас фабрика «Арнольд Фибигер» выпускает до тридцати роялей в год. Сравнительно небольшая цена и хорошее качество обусловили массовость производства музыкальных инструментов. Фортепианная фабрика «Арнольд Фибигер» снабжает весь юг и запад Российской империи. К чему это я? Да к тому, что – дерзайте, молодые люди, и не останавливайтесь на достигнутом.

Кстати, оркестр в Плунгянах, в котором еще несколько лет назад пан Константинас играл на флейте и корнете, уже разучивает партитуру сочинения профессионального, дипломированного композитора!

Князь Михаил Огинский предложил Кастукасу поехать в Лейпциг – совершенствоваться, а Повиласу поступить в его оркестр в Плунгянах. (Повилас на средства дяди Радманаса учился в петербургской гимназии.)

– Я слышал, ты неплохо играешь на пианино. Мне нужны такие музыканты.

Относительно Лейпцига Кастукас высказал сомнение:

– Для поступления в консерваторию нужно выдержать конкурс композиции.

– Пианино желательно перевезти в Друскеники до отъезда в Лейпциг, – только и сказал князь.

Повилас пожалел, что согласился на предложение Огинского: его оркестру, как выяснилось, нужен был валторнист, а не пианист. Повилас очень скоро возненавидел навязанный ему инструмент…

Кастукасу же посчастливилось, пусть и недолго, учиться в Лейпцигской консерватории.

Подарок князя Огинского доставили в Друскеники через неделю после приезда туда Кастукаса.

Извлеченное из дощатого «футляра», пианино установили в большой комнате на почетное место, которое определил ему Константинас (отец) – между дверьми и окном спальни; старенькое фортепиано пришлось переместить в дальний угол комнаты.

Аделе заботливо протерла инструмент тряпочкой. Черная полировка засверкала.

Младшие братья и сестры запрыгали от радости.

– Какое красивое!

– Как блестит!

– А как звучит? – спросила Юзе.

Отец поданным ему Кастукасом ключиком открыл крышку. Кастукас сел за инструмент.

«…и [он] запел; зазвучал удивительно и полно, осветилась наша комната, вздрогнули сердца детей, а мама тайком отерла слезу. С тех пор наша жизнь словно посветлела, и мир показался сплошным ясным днем – без единого облачка» (Ядвига Чюрлёните).

Кастукас остался доволен звучанием:

– Ребенок с детства должен слышать чистый, красивый тон, ибо красивый тон воспитывает музыканта.

Йонас прикоснулся к клавише.

– Руки! – прикрикнул отец. – Видите, какие белоснежные клавиши? Прикасаться к ним можно только, дочиста вымыв руки.

Дети наперегонки побежали на кухню к умывальнику.

С этого дня, самого первого дня пребывания пианино в доме повелось: никто не садился за инструмент с немытыми руками.

Первое время отец к пианино допускал только старших – Повиласа, Юзе и, разумеется, Кастукаса. Самолично открывал и закрывал инструмент на ключ. Пока Кастукас не запротестовал:

– Отец, все дети имеют право играть на пианино!

«И мы, – пишет Ядвига Чюрлёните, – набросились на инструмент, как голодные волчата!»

Местоимение «мы» в воспоминаниях Ядвиги Чюрлёните следует воспринимать как условное, к ней не относящееся, так как она была еще в том возрасте (год-полтора), когда не была способна «наброситься на инструмент» даже за компанию со старшими. И нужно понимать, что все ее «воспоминания» этого времени – начала ХХ века со слов родителей или старших братьев и сестер.

– Хорошо, – сказал отец, – в таком случае составим расписание.

С ним и сейчас может ознакомиться любой посетитель музейного комплекса в Друскининкае – висит на стеночке для всеобщего обозрения:

«Ikambinimo tvarkarastis

Расписание звонков

8–10 Кастукас

10–12 Петрас

12–2 Йонас

2–4 Вале

4–6 Юзе

6–8 Повилас

8–9 Ядзе

9–11 хоры-импровизации».

На подаренном князем Огинским инструменте была исполнена первая литовская симфоническая поэма «В лесу», написанная Чюрлёнисом, что называется, на одном дыхании; фортепианное изложение выполнено им за 11 дней! Поводом к сочинению явился объявленный варшавским меценатом графом Маврикием Климентом Замойским[24] (позже, в годы независимой Польши – министр иностранных дел) конкурс среди молодых польских композиторов; лучшее симфоническое произведение он оценивал в тысячу рублей.

В начале весны 1901 года поэма была инструментована и представлена жюри, но удостоилась всего лишь всяческих похвал. Потому что конкурс польских композиторов, а Чюрлёнис – литовец! Премию за симфоническое произведение решено было не присуждать. Чюрлёнису пообещали исполнить поэму «В лесу» на филармоническом концерте, но и этого по каким-то неясным причинам не случилось. Впервые она была исполнена после смерти автора, в Петербурге.

Симфоническая поэма Чюрлёниса «В лесу» – самое популярное его произведение. Она до сих пор остается в числе высших достижений литовской музыки.

Что делать со старым пианино, у которого от времени одна за другой стали лопаться струны?

Посыпались предложения.

– Пустить на растопку!

– Не-е-е-т! Вынести на кухню – пусть мама на нем раскатывает тесто!

– И ни слова благодарности, – вздохнул Кастукас, – а ведь все мы этому инструменту, – он нежно погладил инструмент по крышке, – должны быть несказанно благодарны!..

Аделе положила руку на плечо старшего сына:

– Кастукас, не сердись: дети же…

Через несколько дней в доме Чюрлёнисов появились рабочие, они подкатили пианино к уличной двери, подвели под него ремни и инструмент, которому все семейство должно было быть (и было!) благодарно, покинул их дом. Навсегда.

Десятилетия спустя Ядвига Чюрлёните, взявшись за написание воспоминаний, его не обойдет вниманием:

«О этот инструмент! Этот волшебник! В какой восторг он нас приводил, когда за него садился Кастукас! Пианино становилось проводником его мыслей и чувств, когда в вечерних сумерках звучали его импровизации, когда по утрам исполнялся новый прелюд, когда рождалась новая мысль, которой непременно нужно было вырваться на солнечный свет! Что было бы, если б у нас не было этого пианино? Это был друг, которому суждено было воплощать то, что рождалось в подсознании. А мы были теми счастливцами, которым первым выпадало счастье услышать, как создаются новые миры».

Глава четвертая. «Скучаешь – имеешь сердце» (1901–1902 годы). Лейпциг

После получения диплома Варшавского музыкального института Чюрлёнису предложили должность директора открывающейся музыкальной школы в Люблине – городе, где, как говорят поляки, студенческий смех слышится чаще, чем праздные разговоры обывателей; в городе, в котором «хочется творить и делать великие дела». Отказался! Неожиданно для