Чюрлёнис - Юрий Л. Шенявский

После концерта Буюкли слушатели шутили:

– Приехал на концерт из Вилянов (у Ядвиги Чюрлёните – Виланов; район Варшавы. – Ю. Ш., В. Ж.) на возу, вошел в зал с соломинками на фраке.

– Это еще что! На одном из концертов Буюкли вышел на сцену с кожаным мешком. Зрители не понимали: что в мешке? Оказалось: кошка!

– Кошки! – поправил кто-то.

– Да, да, кошки! Но играл он божественно!

По свидетельству Сергея Рахманинова, Буюкли своим концертом в Варшаве произвел настоящий фурор.

Будучи в Друскениках, Чюрлёнис, рассказывая о Буюкли, вспоминал и такой случай:

– Во время концерта стул показался ему неудобным, он разозлился и швырнул его в зал. Скандал удалось замять, но выходку экстравагантному пианисту варшавская публика не простила…

Кстати, Буюкли – автор музыки романса «Калитка» («Лишь только вечер затеплится синий…», автор текста – поэт Алексей Будищев).

В Друскениках Чюрлёнис также с восторгом будет рассказывать своим близким и о концерте Ванды Ландовской.

– Ландовская исполняла Баха на таком же клавесине, на каком играл сам Бах!

Чюрлёнис признавался, что на концертах в большей степени интересовался музыкой, чем мастерством исполнителя. Сожалел:

– Исполнители получают значительно большее моральное и материальное вознаграждение, чем те, чьим творчеством они питаются. Те же, случается, не понятые умирают с голоду. Моцарт, Берлиоз! Могу назвать еще не одного гения.

«Мы очень мало слышали от брата об опере, а еще меньше – о балете. Очевидно, они не были его любимыми жанрами», – пишет Ядвига Чюрлёните. Так ли это? Есть свидетельства того, что он «особенно много и с большой охотой» говорил о музыке Вагнера, Рихарда Штрауса, об операх первого и симфонических поэмах второго.

В Лейпциге Чюрлёнис слушал оперу «Самсон и Далила» Камиля Сен-Санса. В письме Евгению Моравскому он много хорошего пишет о музыке и композиторе, восхищается партией Далилы. В остальном же…

«У! Страшная дрянь этот театр. Оркестр играет неуверенно, артисты никуда не годны, декорации неважные, балет неповоротливый, даже кресло (подумать только!) оказалось неудобным – я был вынужден все время вертеться; словом, понравился мне только грохот в последнем действии, когда Самсон выворачивает столбы и огромное здание обрушивается на головы негодных филистеров. Грохот этот был великолепен, но это единственное». Впрочем, Чюрлёнис продолжает: «А музыка местами очень интересная. Особенно мне понравилось само вступление с хорами, еще до поднятия занавеса».

Всеволод Буюкли не уставал повторять, что научить подлинно художественной игре, в сущности, невозможно, что к этому ученик должен прийти сам, путем развития своего воображения, ума и сердца.

– А потому, – говорил Буюкли, – развивайте себя философией, чтением, путешествием, природой, общением с людьми, и вы начнете осмысленно играть.

Чюрлёниса часто можно было видеть в Городском художественном музее[28], коллекция живописи и скульптуры которого считается одной из старейших, самых крупных и ценных собраний в Германии.

Из письма Чюрлёниса:

«В местном музее восемь залов. Первый раз, помню, вошел и был очарован: во вступительном отделе Мурильо, Бёклин. Что будет дальше? Но в других залах картины были не такие красивые. В последних – несказанно гадкие. Помню, в восьмом зале стало грустно и жалко, что не увижу картин красивее. Вернулся к Бёклину.

Неужели жизнь похожа на Лейпцигский музей? И ужели то, что прожил, и было самой красивой картиной?»

Чюрлёнис пишет из Лейпцига Марьяну Маркевичу:

«Купил краски и холст. Наверное, ты скажешь, что холст мог бы пригодиться на что-нибудь другое. Мой дорогой, я тоже чувствую угрызения совести из-за этих истраченных марок, но должен же я иметь на праздники какое-то развлечение».

В это время Чюрлёнис свое увлечение живописью считал «развлечением», но изобразительное искусство все больше и больше привлекает, притягивает его. Окружающая природа, лица родных и друзей находят отражение в рисунках.

Опять же из письма Петру Маркевичу – в последних числах декабря 1901 года:

«Теперь я немного пишу. Озеро в Друскениках, по-моему, удалось. Потом написал море, где вдали исчезают корабли, но так как вода вышла слишком зеленой, а корабли угловатые, то перечеркнув пару раз кистью, море превратил в луг, а корабли в избы, и сейчас у меня есть замечательная литовская деревня».

Вероятно, Чюрлёнис уже начинает осознавать, что живопись его второе, а может быть, и первое призвание. Во всяком случае, он приходит к пониманию, что «нет между ветвями искусства рубежей»:

«Музыка единит в себе поэзию и живопись и имеет свою архитектуру. Живопись также может иметь такую же архитектуру, как музыка, и в красках отражать звуки. В поэзии слово должно быть музыкой. Объединение слова и мысли должно рождать новые образы».

«Хорошая живопись – это музыка, это мелодия», – говорил великий итальянский художник Микеланджело Буонарроти. Илья Репин отмечал, что красочный колорит картин Рембрандта звучит, как дивная музыка оркестра. Мелодии обычно вызывают у слушателя определенные мысли и чувства, рождают воспоминания, смутные или более или менее ясные картины когда-то увиденного пейзажа или сцены из жизни. И эту картину, возникшую в воображении, можно нарисовать. А у хорошего художника и сама картина приобретает музыкальность, с полотна, написанного им, как бы звучат мелодии. Картины становятся «звучащими».

Зная музыкальное искусство «изнутри», будучи автором значительных музыкальных произведений, Чюрлёнис глубоко чувствовал природу обоих видов искусства, их возможные «точки пересечения», из которых могли бы зародиться новые художественные открытия. «Вселенная представляется мне большой симфонией; люди – как ноты…» – говорил Чюрлёнис.

Входило в «лейпцигскую программу» Чюрлёниса, способствовало его самообразованию и эстетическому самовоспитанию и прослушивание всевозможных лекций.

Лекции психолога и философа Вильгельма Вундта еще более укрепили его философские взгляды. В учениках Вундта был будущий великий физиолог, первый российский лауреат Нобелевской премии Иван Петрович Павлов.

Кстати, о философии. Чюрлёнису была близка философия Аристотеля.

«Аристотель религиозен, но божеством для него является Ум, управляющий космосом. Поэтому при построении систем своей философии он ни в какой религии не нуждается», – утверждают выдающийся философ и религиозный мыслитель Алексей Лосев и философ и филолог Аза Тахо-Годи в монографии «Платон. Аристотель» (серия «ЖЗЛ»). У Чюрлёниса мирозданием управляет некий верховный правитель REX – смотрите его картины «Мысль», «Соната звезд», цикл «Сотворение мира».

Другой древнегреческий философ, математик, теоретик музыки и мистик Пифагор предположил, что небесные тела в процессе своего движения производят звуки. И хотя эти звуки не могут быть восприняты человеческим ухом, но влияют на человека и саму природу жизни. Говоря иными словами: производят неслышную симфонию. Спустя две с половиной тысячи лет Чюрлёнис скажет: «Мир – как большая симфония…»

«Хочу идти и не знаю куда»

Объектом изучения Вильгельма Вундта были и переживания человека. Чего-чего, а переживаний у Чюрлёниса было с лихвой. В Лейпциге, как нигде и никогда прежде, он