Гагаи том 1 - Александр Кузьмич Чепижный

Зазеленели травы, проклюнулись почки кленов, выбрасывая ажурную вязь молодых листьев, зацвел крыжовник, розовой дымкой окутались абрикосовые деревья, готовые вот-вот плеснуть белой кипенью.

Природа возвращалась к жизни. Ее ликующая песня слышалась в серебряных голосах жаворонков, льющихся с высокого поднебесья, и в радостно-пронзительном посвисте сусликов — обитателей подземных нор. Она жила в ласкающих лучах солнца и в бездонной синеве неба. Она угадывалась в движении животворных соков, питающих нежные побеги растений, и в беззвучном, танцующем полете нарядного мотылька...

Мариула жадно вслушивалась в эту извечную песню весенней земли. Она всегда будоражила Мариулу, будила в ней далекие, почти забытые видения.

Через плечо Родиона смотрела Мариула в степь, уже не доступную ей. А сзади, поняв, зачем их всех привезли сюда, к отвалам песчаного карьера, вопил Афоня:

— За что?! За что?!

Мариула не оглядывалась — за спиной была смерть, а ей еще так много надо сказать Родиону. Он стоял с заломанными назад, связанными руками. И она ласкала его, прижавшись к груди. Ее взор был устремлен туда, где за синей дымкой начиналась еще одна сладостная сердцу даль.

Где-то за пределами ее восприятия, разорвав путы, большой и сильный, ползал у ног Фальге, юлил скулящим щенком Афоня:

— Господин комендант! Господин комендант, отпустите меня. А? Отпустите, господин комендант...

— Перед кем ползаешь? — загремел Родион. — Встань! Не смей нас позорить!

Афоня припадал к сапогам коменданта. Фальге самодовольно поглядывал, как корчится его огромное тело, всем своим естеством отвергающее смерть.

— Молиться на вас буду, — лебезил Афоня. — Детям закажу...

Напрасно взывал Афоня. Фальге выполнял поступивший совершенно

секретный приказ, предписывающий провести акции по уничтожению тех, кто в случае отступления германских войск сможет влиться в армию противника. Поэтому задолго до намеченного срока сразу же было прекращено следствие, создававшее видимость соблюдения законности. Спешно подошли две крытые машины. Улицы оцепили. И вот через какой-то час он, Фальге, будет рапортовать о выполнении приказа.

Насладившись видом раздавленного страхом, потерявшего человеческий облик великана, Фальге дал знак. Двое солдат набросились на Афоню, пытаясь связать. И тогда он одним движением могучих плеч отбросил их от себя, разъяренным зверем пошел на попятившегося коменданта. Но достать его не смог. Фельдфебель выстрелил Афоне в голову. Тот сделал еще несколько шагов, потом упал.

Мариула ничего не слышала, ничего не видела, готовясь в дорогу, у которой нет конца.

— Так лучше, Родя, — повторила, будто советуясь. — Ведь верно?

— Да, так хорошо... Вместе.

— Я поведу тебя, Родя.

— Я пойду за тобой, Мариула.

— Но сначала я сорву эти мерзкие веревки с твоих рук.

— И я смогу обнять тебя, Мариула.

— Мы отыщем табор. Я знаю, где искать...

...Их было шестьдесят обреченных, поставленных у обрыва. Жались друг к другу подростки, выданные Митькой Гулиным. Сам он был здесь же, привезенный из больницы, чтобы быть расстрелянным вместе с ними. Смерть Афони была последним испытанием для Митьки. Его затрясло, челюсть отвисла... Тупо смотрел Фомка Маркаров, еще недавно прислуживавший своим палачам. Чуть в стороне горбилась старушка — жена Максимыча — мелко крестилась, шептала молитвы. Закрыла лицо руками провизор Федотова... Мариула и Родион стояли вместе, прижавшись друг к другу.

— Мы отыщем табор, Родя, — уверяла его Мариула. И взгляд ее, обращенный в ту, другую даль теплился надеждой. — Я приведу тебя к очагу своих отцов.

А Родион снова и снова думал о том, какую чудовищную ошибку совершил в жизни. И мучился тем, что теперь не сможет ее исправить. О, если бы раньше пришло прозрение! Он сделал бы все возможное и даже невозможное в борьбе против фашистской нечисти. А вместо этого приходится умирать, не дав почувствовать врагу свою силу.

Послышалась резкая команда, лязг металла.

— Стреляйте, сволочи! — в бессильной ярости закричал Родион. — Стреляйте! Придет и вам конец! Наступит ваш черный день! Свершится возмездие!..

Он заслонил собой Мариулу, и их скосила одна очередь. Смертельно ужалили одни и те же пули.

Потом гремели еще выстрелы. Гитлеровцы в упор добивали раненых.

А по земле шла весна. Весна сорок третьего года. И в ее дыхании уже улавливались громы летних очистительных гроз, слышались победные ритмы великого наступления.

35

Вита и Анатолий торопились так, что и не замечали прелести прозрачного летнего утра. Они немного проспали и теперь спешили, чтобы не опоздать на работу. Им вовсе не хотелось привлекать к себе внимание администрации. Вита махнула Анатолию рукой, когда он повернул в сторону механического цеха, и заспешила к конторе. Оставалось всего две-три минуты до начала рабочего дня. Сам Отто, как обычно, стоял у входа, контролируя явку конторщиков.

— О, фрау Викториа! — воскликнул он, ощупывая ее с ног до головы наглым взглядом. — Ви продолжайт медовый месяц?

— Надеюсь, я вовремя явилась, — с достоинством проговорила Вита. И прошла мимо него — стройная, пахнущая утренней свежестью.

Отто посмотрел ей вслед, что-то пробормотал угрожающе. Губы его искривила жестокая, злорадная ухмылка.

Вита видела, как он пошел к цехам — плотный, низкорослый. Она сменила воду в графине, высыпала из пепельницы окурки, смахнула тряпкой со стола, подоконников. Вита вела делопроизводство. Но начальник ввел в ее обязанности убирать кабинет. И прежде чем садиться за бумаги, приходилось браться за тряпку и веник.

Справившись с уборкой, Вита вышла в приемную и углубилась в дела. Время шло, а начальник не появлялся. И она радовалась этому. Потом послышались тяжелые шаги, громкая немецкая речь. Вошли Отто и солдат — длинный, тонкий, как жердь, в лихо заломленной пилотке. Отто молча указал на нее пальцем. Солдат шагнул к Виктории, резко схватил за руку, выдернул из-за стола.

— Ком, ком! — тыча в спину автоматом, приказал ей.

И она пошла, даже не успев испугаться, — так неожиданно все это произошло. Уже на улице она вдруг подумала о том, что ее разоблачили, каким-то образом узнали о листовках. Может быть, и пишущую машинку нашли?

Солдат вел ее по железнодорожным путям — растерянную, испуганную, теряющуюся в догадках. Они все дальше углублялись в товарный парк. «Значит, не в полицию, не в комендатуру, — промелькнуло у Виты в голове. — Но тогда куда же?..»

Вскоре она увидела солдат, стоявших у поезда. Там же были комендант и начальник полиции. Ее толкнули в один из товарных вагонов, где уже были девушки, молодые женщины. Дверь с визгом и грохотом закрылась, щелкнула накидная петля. Ошеломленная Вита только теперь