После долгих дней - Светлана Еремеева

В конце февраля пришло письмо о том, что финансирование экспедиции Сорбонной прекращено, и Александр был обязан в течение двадцати четырех часов покинуть Багдад вместе с командой. Если приказ не будет выполнен, руководство факультета грозилось через соответствующие инстанции добиться аннулирования виз и депортации команды из Ирака. Действительно, на банковской карте, выданной факультетом, Александр обнаружил лишь сумму, достаточную для того, чтобы купить билеты до Парижа. Лететь из самого Ирака было уже небезопасно, нужно было добираться на запад страны и оттуда в Сирию или на север, в Турцию, и лететь во Францию из первого же международного аэропорта. В этот же день Александр отправил в Турцию оставшихся волонтеров, а также археологов, историков и специалистовконсультантов. С ним остались только историк Жак Виктуар и два багдадских землекопа. Виктуар остался в Багдаде не столько потому, что был, подобно Александру, одержим поисками артефактов, сколько из-за невесты, работавшей в Национальном музее. Виктуар уговаривал Наргиз полететь вместе с ним в Париж, но девушка не могла на это решиться. В Багдаде остались бы ее престарелые родители и два младших брата.

Александр и Жак, невысокий, но сильный человек, с огромными карими глазами, жили теперь в обезлюдевшем лагере посреди пустыни. Каждый день оба ученых пытались рассчитать то место, достаточно точно указанное в клинописи, где должен был располагаться зиккурат. Это был холм, находившийся чуть левее последних домов города, с последнего яруса зиккурата можно было когда-то видеть весь город, каждый дом, каждый двор. Жрецы в любой момент могли следить за людьми, за тем, как они работают и отдыхают. Золотой зиккурат был главным зданием в Шумере, в рукописи автор указывал на его особое значение для аннунаков. Он был хранилищем золотого запаса, архивом богов на земле, а также там хранилась какая-то древняя мастерская, которую, как Александр понял из текста, следовало воспринимать как лабораторию, в которой проводились медицинские или анатомические опыты. К моменту потопа это был скорее музей, чем действующая лаборатория, но аннунаки дорожили этим помещением и лишь немногие посвященные могли о ней знать. Раз автор рукописи был посвящен в эту тайну, значит, действительно, он был очень высокородного происхождения, сын царя или жреца. Этот кто-то, которого Александр назвал в своей книге Хоседом, писал в конце некоторых глав короткие философские умозаключения, напоминающие белые стихи. Александр перевел их как доказательство того, что сын жреца действительно мог написать историю гибели города Меде, он в силу определенных обстоятельств, не смог продолжить дело отца и стать энси, но он стал летописцем, даже писателем. И для Александра было важно донести до современного человека не только историю погребенного под землей города, но и непростую судьбу поэта, художника тех далеких дней. Для Хоседа было делом всей жизни – возможно, тайным делом – раскрыть тайну Золотого зиккурата для будущих поколений. Этой же миссии посвятили свою жизнь один из сыновей Хоседа, а также его внук и внучка. Зиккурат был когда-то именно здесь, он парил над городом, стоя на высоком холме. Но, как ни странно, холма или хоть какой-нибудь другой возвышенности поблизости не наблюдалось. Где-то далеко, почти у самого горизонта, на севере, если смотреть в бинокль, вырисовывались какие-то возвышенности, но никакого холма на территории раскопок древнего города не было.

В эти дни Шуруппак превратился в одну большую стройку. Военные, ремесленники, торговцы, врачи, земледельцы, погонщики скота, слуги царя сына Убар-Туту перетаскивали деревянные фрагменты разрушенного дворца и под руководством царя возводили корабль, все больше и больше напоминающий огромную ампулу, способную вместить много людей, но все же не весь Шуруппак. Ампула должна была задраиваться сверху и не пропускать воду, для чего все трещины на стенах корабля тщательно затыкались пенькой и покрывались толстым слоем противогрибкового раствора; кроме того, корабль смазали древесной смолой изнутри и горной – снаружи. Внутри корабль, напоминающий огромное здание, почти копию шуруппакского дворца, был разделен на шесть ярусов, а каждый ярус – на девять помещений. Внутрь корабля царь велел принести масло, туши волов и ягнят, кувшины с кунжутным и виноградным вином. Также судно наполнили золотом, серебром, семенами цветов и плодовых культур. Многие – вслед за царем – строили из крепких камышовых прутьев и деревянных элементов жилищ небольшие судна, надеясь укрыться в них в случае наводнения, но эти небольшие кораблики были далеки от совершенства, ведь людям было неведомо о чертеже Энки.

Помимо строительства, сын Убар-Туту ежечасно доставлял на место, где остался цоколь разрушенного дворца, одну за другой повозки с глиняными дощечками, на которых клинописью разным почерком были нацарапаны даты и имена, описаны все знаменательные события Шумера, начиная с переселения аннунаков и первых людей из Дильмуна на берега Тигра и Евфрата и заканчивая царями Шумерского царства: Алулимом, Аллалгаром, царствовавшими в Эриду, Эн-Менлуаной, Эн-Менгаланой, Думузи-пастухом, правящими в Бад-тибире, Эн-Сипадзиданой, царствующим в Лараке, Эн-Мендураной, жившим в Сиппаре, и Убар-Туту, правящим в Шуруппаке, последним был назван сын Убар-Туту, также правящий в Шуруппаке[59].

Вся история, божественная и людская, была воссоздана год за годом. Небесный Ан, бог-солнце Шамаш, мать-земля Нинхурсаг, воздушный Энлиль и морской Энки, все боги шумерского Олимпа, все аннунаки, все полубоги и все люди – никто не был забыт летописцами. История энси, царей Эреду, Киша, Ура, Урука, Нипура, Шуруппака и других городов Междуречья была запечатлена на тысячах дощечек. Имена пахарей, скотоводов, тамкаров, врачей, ювелиров, ткачей испещрили неровную поверхность таблиц. Все были там, все остались там, под стенами дворца.

Убар-Туту проследил, чтобы все таблицы были уложены одна к другой, чтобы ни одна не разбилась. История Шумера заняла почти все пространство фундамента дворца, после закладки последней партии таблиц, доставленных из Сиппара, список покрыли циновками и каменными плитами, чтобы ни вода, ни солнечные лучи не смогли повредить клинопись. Фундамент был очень глубоким, а сам дворец стоял на высоком холме, поэтому сын Убар-Туту надеялся, что таблицы не пострадают в случае наводнения и воля богов будет исполнена точно.

Только об одном не было написано в этих таблицах – о маленьком Меде, Башне Магов и саде, что был разбит вокруг зиккурата. То, что хранилось в этом священном месте, было людской тайной и скрывалось не от кого-нибудь, а от самих богов.

Сын Убар-Туту знал от Энки о замысле Энлиля. Насколько абсурдным казалось сейчас ему соглашение между лугалями, царями Шумера и дильмунскими полубогами, жизнь людей была в сто раз важнее, и царь выдал Энлилю тайну о зиккурате, но, чтобы не навлечь на себя проклятия шумеров, он не посвятил ни одной таблицы городу Меде, ничего не написал о красоте сада, окружавшего зиккурат, о таинственных жрецах, которые заседают в Башне Магов. По его описанию, никакого города между Лараком и Акшаком не было, всюду простирались пустыни и болота.