Древняя Русь. Эпоха междоусобиц. От Ярославичей до Всеволода Большое Гнездо - Сергей Цветков

В подчиненной Чернигову Рязанской земле в начале 80-х гг. XI в. происходили волнения среди вятичских племен, руководимых каким-то Ходотой и его сыном. Войскам черниговского князя было оказано серьезное сопротивление: по признанию самого Владимира Мономаха, для подавления восстания ему пришлось совершить два зимних похода.

Отдельные отряды мятежников, по всей видимости, ушли в низовья Оки, где занялись разбоем, от которого особенно страдала булгарская торговля. Булгары потребовали от муромских властей навести порядок на торговых путях, но управы не получили. В отместку они напали на Муром и взяли его (1088).

Пребывание Всеволода на киевском столе имело важные последствия и для церковной жизни. При нем Киевская митрополия вновь распространила свою юрисдикцию на Чернигов и Переяславль. Формальным основанием к этому послужило принятое в 1084 г. постановление Константинопольской патриархии оставить за собой лишь те митрополии, которыми она владела не менее 30 лет, остальные же титулярные епархии после смерти лично возведенных в митрополиты епископов или по истечении срока, на который им был пожалован титул, должны были вернуться под управление своих прежних митрополий. Всеволод не был заинтересован в сохранении самостоятельных епархий, чье существование отражало соотношение сил, сложившееся при жизни его братьев. Во второй половине 80-х – начале 90-х гг. XI в. Черниговская и Переяславская титулярные митрополии одна за другой были упразднены. Возможно, именно тогда к титулу киевского митрополита впервые было добавлено определение «всея Руси»223, хотя, по данным сфрагистики, самая ранняя надпись подобного рода читается на печати митрополита Никифора (1104–1121): «Храни меня, Никифора, по твоему Промыслу архипастыря всея Росии, Сыне»224.

Впрочем, для Переяславля – столицы своего «коренного» княжества – Всеволод предусмотрел своеобразную компенсацию, отпустив из казны огромные средства на строительство там церковных и общественных зданий. В 80—90-х гг. XI в. под руководством переяславского епископа (до 1091/92 г. титулярного митрополита) Ефрема225 в городе были возведены каменные стены, большая и богато украшенная церковь Святого Михаила, надвратная церковь Федора Мученика, церковь Святого Андрея, странноприимные дома, больницы и первая на Руси каменная общественная баня. Это было крупнейшее со времен Ярослава каменное строительство, придавшее Переяславлю великолепие и пышность второго после Киева города Русской земли. В этой связи знаменательно, что начиная с конца 90-х гг. XI в. переяславский князь меняет свое традиционное третье место в летописных перечнях русских князей, участников совместных предприятий (походов, съездов и т. п.), и теперь он неизменно упоминается сразу после киевского князя и перед черниговским226.

Приблизительно в то же время в западнорусских землях была учреждена новая епископская кафедра – во Владимире-Волынском. Решение это стоит в несомненной связи с обсуждавшимся на Майнцском синоде 1085 г. вопросом о создании Пражской (Чехо-Моравской) епископии в границах Чешского государства 60—70-х гг. X в., которые упирались на востоке в русские области по берегам Западного Буга и Стыри227. И хотя учредительная грамота Пражской епархии, составленная пражским епископом Яромиром-Гебхардом, так и не прошла удовлетворительной процедуры, Всеволод и митрополит Иоанн II сочли нужным укрепить конфессиональную территорию Киевской митрополии в Прикарпатье новым церковным центром228.

Летопись вообще хвалит благочестие Всеволода, говоря, что «сий бо благоверный князь бе издетска боголюбив, любя правду, набдя убогыя [жертвовал нищим], воздая честь епископом и презвутером, излиха же любяше черноризци и подаяше требованье [содержание] им. Бе же и сам воздержася от пьяньства и от похоти…». От Владимира Мономаха мы знаем также о высокой образованности его отца, который, никогда не бывав за границей («дома седя»), выучил пять языков229, за что ему воздавали честь в чужих землях. Но, добавляет летописец, на киевском столе у Всеволода было «печали болше паче, неже седящю ему в Переяславли»; а «печаль» эта «бысть ему» от его племянников, которые просили волостей: один – той, другой – этой, а Всеволод всех мирил и раздавал им волости. К этим заботам присоединились болезни, а с ними приспела и старость. Всеволод удалился от дел, а его дружина, пользуясь этим, стала разорять киевлян поборами и продажами (судебными штрафами); «княжая правда» уже не доходила до людей, Всеволод же «сему не ведаша в болезнех своих». 13 апреля 1093 г. великий князь «преставися тихо и кротко» и на следующий день был погребен в киевском соборе Святой Софии рядом со своим отцом.

Уход со сцены последнего представителя поколения Ярославичей означал, что сроки действия завещания Ярослава истекли. Древнерусская политическая система снова стояла на пороге преобразований.

Смерть Всеволода оставила открытым вопрос о наследовании киевского стола. Хотя за несколько дней до кончины великий князь и вызвал к себе в Киев сыновей, Владимира Мономаха и Ростислава, но, кажется, только для того, чтобы проститься с ними. Во всяком случае, если верить летописи, никаких политических распоряжений с его стороны не последовало.

Мономах, как старший в семье, оказался полным господином положения. Киев находился в его руках, а вместе с ним и большая часть русских волостей – Переяславль, Чернигов, Новгород, Смоленск, Ростово-Суздальская, Рязанская и Муромская земли. Наличный расклад сил как будто звал его к тому, чтобы принять великое княжение, тем более что и сами киевляне, по известию Татищева, просили его об этом230. Однако Мономахом овладели раздумья, суть которых летописец передает следующими словами: «Аще сяду на столе отца своего, то имам рать со Святополком, яко то есть стол преже отца его был». Результатом этих размышлений стала добровольная уступка киевского княжения Святополку: «И размыслив, посла [Владимир] по Святополка Турову, а сам иде Чернигову, а Ростислав Переяславлю. В неделю Антипасхи231 месяца априля в 24 день приде Святополк Кыеву… и седе на столе отца своего и стрыя [дяди] своего».

Ввиду того что дошедшая до нас редакция Повести временных лет явным образом благоволит к Мономаху, историки больше обсуждали искренность и бескорыстие действий Владимира232, нежели политическую сторону дела233. Между тем последняя представляет в историческом плане гораздо больший интерес. Ничто не обязывало Владимира Мономаха поступиться киевским столом в пользу двоюродного брата. Завещание Ярослава ограничивало свой кругозор сыновьями и не брало в расчет внуков, а захват Святославом Киева в 1073 г. под предлогом защиты от козней старшего брата (Изяслава) был неплохим прецедентом, который Владимир при желании мог легко обратить против Святополка, обнаружившего свою нелояльность в последние годы жизни Всеволода. Мономаху и в самом деле было о чем подумать, прежде чем обнародовать свой добровольный отказ от «стола отня». И если он, обладая неоспоримым военно-политическим преимуществом, тем не менее предпочел не прибегать к силовому решению вопроса, то, стало быть, его действиями руководили соображения, до тех пор остававшиеся без внимания в «ближнем» кругу наследников Ярослава или, быть может, вовсе им неизвестные. Великодушный поступок Владимира в отношении Святополка отличала несомненная политическая новизна, повлиявшая на дальнейшую трансформацию системы престолонаследия.