Путь розы. Внутри цветочного бизнеса. Как выводят и продают цветы, которые не сумела создать природа - Эми Стюарт

Таким образом, цветы могут попасть в обработку как сразу же после сбора, так и на следующий день. Еще одна команда рабочих сортирует цветы, чаще всего при помощи специальной металлической стойки. На ней отмечены размеры стебля и величина цветка. В зависимости от качества цветы отправляются в разные ведра. Такая сортировка особенно важна для роз, чья цена сильно варьирует в зависимости от длины стебля и размера бутона. Те же рабочие выбраковывают поврежденные цветы, которые пропустили на этапе сбора.

Каждый цветок герберы отдельно упаковывают в пластиковый колпачок, чтобы не повредить лепестки. Некоторые цветы (вроде тюльпанов), которые собирают вместе с луковицами, на данном этапе обрезают до нужной длины согласно требованиям заказчика, а луковицы выбрасывают. После этого цветы увязывают в пачки, обертывают бумагой и целлофаном и пакуют в коробки.

В «Солнечной долине» послеуборочный уход за цветами в достаточной степени автоматизирован. Здесь есть машины и инструменты, которые обрезают, очищают от листьев, складывают вместе и упаковывают цветы. Сотрудники используют штрихкоды и подсказки компьютера, помогающие понять, что куда направляется. Но процесс все равно остается трудоемким. Я как-то встретила стажера из Голландии, который сообщил, что по голландским меркам рабочий процесс в «Солнечной долине» протекает весьма примитивно. «В Голландии очень высокая оплата труда, так что мы автоматизируем все, что можем, – сказал он. – Здесь они позволяют себе использовать больше рабочих и меньше машин». Однако, учитывая все растущие минимальные ставки и стоимость медицинской страховки, не говоря уже о ценах на жилье в Аркате, сильно сказывающиеся на заработной плате, сложно сказать, что труд в Калифорнии дешев. Однажды я спросила Лейна, действительно ли Голландия настолько передовая по части автоматизации труда. «Не особо, – ответил он. – Там вечно пытаются что-то внедрять, но сомневаюсь, что это себя оправдывает. Знаете, мы, голландцы, любим гнаться за модой. Кто-то начинает выращивать тюльпаны в воде, и все тут же перенимают. Потом это надоедает, и все опять выращивают тюльпаны в земле. Все время пробуют что-то новое, но я сомневаюсь, что это приносит какую-то пользу».

Хотя оборудование «Солнечной долины» не позволяет положить в него с одной стороны ведерко с цветами, а с другой вытащить уже полностью упакованный букет, оно все равно достаточно сложное. Производственная линия включает как высокотехнологичные, так и низкотехнологичные этапы. Лента конвейера и штрихкоды выглядят впечатляюще, но в любом случае все заканчивается людьми в перчатках и фартуках, стоящими на мокром бетонном полу, заваленном оборванными листьями и увядшими лепестками. Не важно, насколько автоматизирован процесс и насколько он гладко идет, – там, куда свозят урожай, всегда будет беспорядок, грязь и земля.

Очутившись в ящиках, цветы остаются без воды. Они будут вынуждены обходиться без нее до тех пор, пока не прибудут в цветочный магазин или на оптовый рынок. Ящики ставят на поддоны и убирают обратно в холодильник, где хранят в темноте, чтобы бутоны не раскрылись, листья максимально замедлили дыхание и цветы не вяли. Следующим утром ящики покинут цветочное хозяйство, отправившись в очередной пункт назначения.

Цветоводы с болью осознают, что на данном этапе их забота о цветах заканчивается. Продукт начинает свой путь к покупателям, и его судьба больше от них не зависит. Производители могут только надеяться, что о товаре будут заботиться должным образом и, когда цветы достигнут конца своего путешествия, они еще долго простоят в вазе. Если повезет, фуры будут оборудованы холодильными установками. Может быть, цветы полетят самолетом. Когда он взлетит, в багажном отсеке будет холодно, но сколько самолет простоит на взлетной полосе по июльской жаре? Как долго в Лос-Анджелесе или Денвере цветы будут ждать в грузовом отсеке? Когда они приедут в супермаркет, цветочный магазин или на оптовый рынок, сколько они пролежат в ящиках, пока кто-нибудь наконец не вынет их, не подрежет стебель (на что остается только надеяться) и не поставит в воду? К тому моменту, как цветы окажутся перед покупателем, может пройти четыре или пять дней, а настоящее представление еще даже не началось. Цветы отправятся домой с кем-то, кто рассчитывает, что они простоят в вазе как минимум неделю, даже если их поставят в воду, не подрезав стебли, выставят вазу на окно под солнце или (главный кошмар цветовода) на телевизор, где тепловое излучение от кинескопа их быстро угробит. Обо всем этом производителю остается лишь тревожиться, потому что он уже не способен ни на что повлиять. И «Солнечная долина» всего лишь одно из тысяч цветочных хозяйств, пытающихся сделать все правильно.

Посещение цветочного хозяйства похоже на посещение шоколадной фабрики. Во многом это самое заурядное, обычное производство со складскими помещениями, оборудованием и сотрудниками, которые работают, мечтая о перерыве на кофе. Однако здесь производят товар, который можно назвать волшебным, необыкновенным и, вне всякого сомнения, притягивающим взгляд. Может ли человек спокойно работать рядом с чаном, полным жидкого шоколада? Это сравнение уместно и в отношении цветов. Я оказалась не готова к реакции, которую они во мне вызывали. Во время посещения теплиц «Солнечной долины» я с трудом сдерживалась, чтобы не схватить одну из розовых или желтых гербер, которые сотнями проезжали мимо меня на тележке, такие яркие и прекрасные. Мое сердце замерло, когда я увидела конвейерную ленту, заваленную темно-пурпурными гиацинтами. Мне хотелось сгрести все эти цветы в охапку и вынести наружу, где солнечный свет и теплый воздух заставили бы их благоухать еще сильнее. Однажды, увидев сотни – и даже тысячи! – роскошных лилий «Касабланка» и первоклассных французских тюльпанов, ожидающих закупщика, я чуть не повернулась к Лейну, намереваясь спросить, можно ли мне самой забрать эту партию. Я была готова отдать любые деньги. Но цветовод не может себя так вести. Для него цветочное хозяйство – такое же сельскохозяйственное предприятие, как и любое другое. «Солнечная долина» сталкивается с теми же трудностями, с которыми сталкивается любая калифорнийская ферма, – проблемами труда мигрантов, регуляцией пестицидов и заграничной конкуренцией.

Лейн лично наблюдал, как многие из его коллег вышли из дела или переключились с выращивания на закупку импорта и оптовую торговлю. Любому в этой отрасли знакомы их жалобы. Затраты на труд работников чересчур высоки. Земля дорогая. Отказ от регулирования цен на электроэнергию в Калифорнии ни к чему не привел, стоимость электричества астрономическая. Больше всего фермеры жалуются на то, что они скованы правилами и ограничениями по применению химикатов. Это ставит их в невыгодное положение по сравнению с цветоводами из Латинской Америки, которые беспошлинно экспортируют продукцию, выращенную с помощью запрещенных в США веществ. Однако Лейн только отмахнулся от упоминания этих проблем. «Надо найти то, что ты делаешь хорошо, – сказал он. – И делать это лучше всех». Он произнес эту фразу настолько решительно, что ему было невозможно не поверить.

Однако одной уверенности недостаточно: для выдачи на-гора ста миллионов цветов в год нужны рабочие руки. В четырех агрохозяйствах «Солнечной долины» работает пять сотен человек, число которых только возрастает в дни главных «цветочных» праздников вроде Рождества, Дня святого Валентина, Пасхи и Дня матери. Почти все рабочие, ухаживающие за цветами, которых я видела, были латиноамериканскими иммигрантами, и руководители, собирающиеся на еженедельные рабочие совещания, говорили на смеси испанского, английского и голландского.