Негласные войны. История специальных служб 1919-1945. Книга вторая. Война. Том первый - Игорь Иосифович Ландер

еще саму Урсулу и до крайности привязалась к этой семье, кочуя за ней из страны в страну и давая возможность матери освободиться от домашних забот и сосредоточиться на оперативной работе. Однако теперь “Олло” превратилась в серьезный фактор риска. Она поняла, что со своим просроченным немецким паспортом в Великобританию не попадет и разлучится с детьми Урсулы, к которым привязалась, как к родным. Совершенно утратив контроль над собой, няня отправилась к британскому консулу в Монтре с заявлением о том, что Кучински-Бертон является шпионкой, и в страну ее впускать нельзя. К счастью, чиновник посчитал его фантазией не вполне здоровой старой женщины и проигнорировал ее предупреждение, благодаря чему “Соня” смогла беспрепятственно прибыть на место нового назначения и интенсивно вести там оперативную работу вплоть до 1950 года. Однако до этого она получила указание Центра связаться с “Альбертом” (Радо) и выяснить возможности наладить связь по его каналам. Резидент вспоминал позднее, что в декабре 1939 года он обнаружил в своем почтовом ящике письмо с уведомлением о предстоящем возобновлении связи. Появившаяся “Соня” немедленно изложила ему весь список своих вопросов: “Я получила указание Центра связаться с вами. Директора интересует, каково положение вашего агентства, есть ли деньги. Каковы возможности работы и какая нужна помощь в установке радиопередатчика? Как скоро можно установить радиосвязь? Просили также узнать, сможете ли вы наладить живую связь с центром через Италию”[264].

После получения положительного заключения с января 1940 года Центр замкнул резидентуру “Дора” на передатчик “Сони”, а в марте известил “Альберта” о предстоящем прибытии курьера из Брюсселя. Появление Гуревича (“Кент”) буквально повергло Радо в шок. По непонятным соображениям и в нарушение самых элементарных требований конспирации Центр дал ему настоящий адрес резидента, по которому тот доставил шифр, кодовую книгу и расписание связи. Согласно воспоминаниям Радо, в этот период он испытывал крайнюю нужду в деньгах и ожидал, что их привезет курьер из Бельгии, но все получилось иначе. “Кент” не рискнул везти валюту через границу и не только не помог “Альберту” с деньгами, но даже попросил одолжить ему несколько десятков франков для возврата домой. Сам Гуревич в своих воспоминаниях категорически отрицает это и заявляет, что вскоре после возвращения в Брюссель перевел на счет “Геопресс” внушительную сумму. Поскольку факт цензуры и корректировки мемуаров Радо советской военной разведкой достоверно установлен, не исключено, что в данном вопросе прав именно Гуревич. Впечатления Радо о “Кенте” были несколько двойственны. С одной стороны, он произвел на него впечатление неприятного и самовлюбленного человека, но в то же время резидент отметил его высокий профессионализм и четкое проведение инструктажа. В целом в мемуарах бывшего резидента определенно ощущается неприязнь к коллеге из Брюсселя, причем несправедливая. Провал Гуревича практически не повлиял на безопасность женевской точки, но Радо, по всей вероятности, под диктовку ГРУ, заявил, что арест “Кента” “впоследствии отозвался тяжелым ударом по швейцарской группе: он многое знал и, смалодушничав, кое-что выдал гестапо”[265]. При этом бывший резидент не потрудился конкретизировать это тяжкое обвинение коллеги в предательстве.

Финансовые затруднения поставили работу резидентуры под угрозу срыва, и Центр организовал доставку некоторой суммы наличных денег в пока еще не оккупированный Белград. Радо отправился за ними якобы в Венгрию, где, как известно, не мог появиться из-за своего коммунистического прошлого. Однако он по-прежнему сохранял венгерский паспорт и через хорошего знакомого в посольстве Италии Сувича, неоднократно заказывавшего у “Геопресс” карты, получил транзитную визу через ее территорию. В столице Югославии резидента ожидала серьезная проблема. Встреча должна была состояться у часовни Врангеля, но оказалось, что это строение давно снесли. Радо с женой две недели ожидали выхода курьера на связь по запасному варианту и в конце концов дождались. Он доставил деньги, фотоаппарат, от которого “Альберт” категорически отказался, и средства для тайнописи, провезенные через границу в прическе Лены Радо. С этого времени работа резидентуры активизировалась, а регулярный обмен радиограммами через передатчик “Сони” наладился уже в январе 1940 года. Это являлось весьма рискованным делом, поскольку полиция располагала довольно совершенными пеленгаторными установками, любительский же радиообмен с началом войны запретили, и замаскироваться в эфире под безобидную передачу было практически невозможно. По просьбе “Сони”, передатчик которой после установления контакта с группой Радо был перегружен, в июне резидентура “Дора” получила собственных радистов — супругов Эдмонда и Ольгу Хамелей (соответственно “Эдуард” и “Мод”; последний псевдоним часто неправильно транслитерируется “Мауд”). Супруги владели в Женеве магазином радиоаппаратуры и мастерской по ее ремонту, поэтому без проблем смогли собрать вполне надежно работающий передатчик. С августа работа наладилась, теперь резидентура имела две независимые линии связи с Центром в Женеве и одну — в Лозанне. Точке требовался еще один радист, и “Джим” обучил работе на ключе 18-летнюю Маргариту Болли (“Роза”), в раннем детстве вывезенную родителями из Италии и некоторое время выполнявшую функции курьера. Первоначально она вела передачи из семейного дома в Базеле, но это оказалось слишком даже для ее симпатизирующего коммунистам отца, и девушка перебралась в Женеву.  

Ольга Хамель

Осенью 1940 года брак Кучински с англичанином Бертоном наконец состоялся, и она уехала в Лондон через Испанию. Этот маршрут был закрыт для ее супруга, бывшего бойца интербригады, поэтому он пока оставался в Женеве. Фут перебрался в Лозанну и в марте 1941 года установил связь с Москвой, причем вначале получал тексты радиограмм от Бертона, а позднее — непосредственно от Радо. После войны в своих почта насквозь лживых мемуарах он утверждал, что занимал в советской агентурной сета практически равное с Радо положение. Однако в действительности “Альберт” являлся начальником “Джима”, который выполнял по его указанию работу агента-радиста и некоторые оперативные задания.

Маргарита Болли во время радиосеанса

В мае “Альберт” получил указание связаться с Дюбендорфер (“Сисси”), которая с сентября 1939 года не имела связи с Центром, зато располагала собственным шифром. Женевская точка укрупнялась, что нельзя было считать положительным явлением. С ростом численности любой резидентуры всегда усложняется руководство ее работниками и снижается уровень безопасности из-за повышенного риска инфильтрации агентуры противника. Однако в случае с “Дорой”, “Соней” и “Сисси” такая мера явилась вынужденной и была обусловлена совершенно недостаточным количеством линий связи с Центром, не позволявшим передавать собранную информацию.

Один из важнейших сотрудников “Доры” агент-групповод Отто Пюнтер (“Пакбо”) работал также и на швейцарскую разведку. Следует сразу же отмести ряд выдвинутых им после войны лживых утверждений и подчеркнуть, что в действительности он:

— не