Всё началось с грифона - Кияш Монсеф

Слегка рассеянный, взвинченный, не спорю, но сердце у него было доброе. Ты, надо думать, тогда была совсем малышкой. В течение следующих пары лет я несколько раз прибегал к услугам твоего отца. Мне нравилось его общество, и, думаю, это было взаимно.

Он замолчал и наконец повернулся ко мне лицом.

– А потом умерла твоя мама.

Лифт остановился и открылся. Горацио вышел, затем придержал для меня двери. Следуя за ним, мы направились по коридору мимо его кабинета и зашли в небольшой конференц-зал с видом на жилые постройки у подножия холма.

– В следующий раз мы с Джимом увиделись вскоре после этого, – продолжил Горацио. – В нем не осталось ни радости, ни любопытства. Он был сбит с толку, потерян, напуган. Я предложил ему помощь. Сначала Джим отказался, но однажды все же пришел ко мне.

– Зачем? – спросила я.

Горацио улыбнулся мне.

– Я был удивлен не меньше тебя, – сказал он.

В комнату тихонько проскользнула Эзра и прислонилась к стене.

– Он попросил дать ему заем. Хотел расширяться, нанять в клинику еще одного врача, чтобы иметь возможность помогать большему количеству людей. А потом Джим сказал кое-что, что изменило всю мою жизнь. Он рассказал мне, что Стёрджес такой не один – есть и другие.

Горацио на мгновение замолчал, давая мне уложить все в голове.

– Мне, конечно, и раньше приходила в голову мысль, что Стёрджес вряд ли единственный в своем роде, – признался он. – Но я и представить не мог, что мне доведется встретить подобных существ. Я помог твоему отцу в его призвании и в процессе нашел свое.

– И в чем оно заключается? – спросила я.

– Я хочу дать им свободу, – произнес Горацио. – Эти создания заслуживают жить в мире, готовом принять и уважать их. Они заслуживают защиты, возможности гулять при свете дня, не опасаясь браконьеров, коллекционеров или ученых, желающих разобрать их на части.

– Сейчас их свободными не назовешь.

– Пока нет, – согласился Горацио. – Это небезопасно. Но рано или поздно все изменится. Так или иначе, я в большом долгу перед твоим отцом. Именно поэтому я пригласил сюда Эзру.

Он глянул куда-то мне за спину, и Эзра шагнула вперед, протянув руку.

– Я с тобой согласна, – заговорила она, глядя мне прямо в глаза. – Доктор Батист и правда высокомерный осел.

– Эзра Данциг, мой частный детектив, – представил ее Горацио. – Как мы говорим в зале заседаний, она делает волчью работу.

– Гр-р, – без особого энтузиазма пробурчала Эзра.

– Что ж, – произнес Горацио, – на этом я вас оставлю. Я считал Джима по меньшей мере коллегой. Время, которое уделит тебе Эзра, – это мой подарок и тебе, и ему.

И, кивнув напоследок, он вышел и закрыл за собой дверь, оставив нас наедине. Комната каким-то образом сузилась и теперь казалась меньше, чем мгновением раньше.

При свете дня Эзра выглядела старше, чем под землей; она годилась мне в матери, если не в бабушки. Ее лицо было осунувшимся и худым, кожа имела нездоровый бледный оттенок, но под ней словно бурлило электричество, подсвечивая каждую деталь. Она впилась в меня взглядом, ее глаза горели ярко, точно потрескивающие от жара фальшфейеры.

– Итак, – начала она. Голос ее алчно скрежетал. – Давай выясним, кто убил твоего отца.

Она села напротив меня, открыла кожаный портфель, достала из него тонкую папку из плотной бежевой бумаги и подтолкнула ее к центру стола.

– Что это? – спросила я.

– Полицейский рапорт, – пояснила она. – Посмотри, если хочешь. Впрочем, там нет ничего интересного.

– В смысле?

– Ни отпечатков пальцев, ни ДНК, ни хоть каких-то улик. Они ничего не знают и никогда не узнают. Но если вдруг захочешь его пролистать, то вот он.

– Отлично, – сказала я. – Если нет никаких доказательств, то как мы собираемся раскрыть дело?

– Для начала забудем о существовании вот этой папки.

Эзра взяла ее, быстро просмотрела содержимое, а затем отбросила в сторону.

– Мы начнем все заново.

Она перегнулась через стол, и у меня по спине пробежала легкая дрожь волнения, словно мы планировали кражу драгоценностей.

– Я навела кое-какие справки.

– Справки?

– Единственный способ раскрыть это дело – понять мотив. Начнем с того, что нам известно. В данном случае это жертва. Итак, я навела справки.

Она замолчала на мгновение.

– А теперь, Маржан, хочешь, я расскажу тебе о твоем отце?

Ее взгляд пригвоздил меня к месту, словно бабочку. Я замерла. Мне хотелось ударить Эзру, но тело не слушалось, поэтому я лишь сверлила ее взглядом, чувствуя одновременно злость и легкий испуг.

Внезапно Эзра вскочила со стула и перекинула куртку через плечо.

– Давай-ка прогуляемся, – предложила она.

Мы вышли из особняка и двинулись вниз по холму. Был поздний вечер, солнце начинало клониться к ивам, обозначавшим край земли Горацио. Жилые комплексы и территория вокруг бурлили жизнью. Из помещения, похожего на столовую, доносились запахи еды, звуки разговоров и звон столовых приборов. По истоптанным тропинкам, уводящим в сторону от главной дороги, катились нагруженные садовыми инструментами и коробками с сыпучими продуктами электрические гольф-кары; на невысоком холмике за проволочной изгородью паслось стадо овец. Мы миновали несколько сгорбившихся над ноутбуками людей: они надели наушники и щурились, стараясь разобрать разноцветные строки кода. Программисты «Зверинца». Они сидели на залитых солнцем потрескавшихся каменных плитах, прятались в тени росших тут и там раскидистых дубов.

– Джамшид Дастани. Я правильно произнесла? – спросила Эзра, нарушая молчание, которое словно было создано для этого.

Я кивнула ей, и она удовлетворенно улыбнулась.

– Родился в Иране, в городе Решт, за несколько лет до революции. Младший из четырех детей. Отец был инженером-строителем, мать воспитывала детей. Один брат – учитель, другой – архитектор, сестра – библиотекарь. Сумел уклониться от военной службы благодаря хорошим связям дяди и вместо этого по студенческой визе поехал в Америку изучать медицину, но уже через полгода занялся ветеринарией.

Эзра замолчала и посмотрела на меня.

– Семья, я уверена, была в восторге.

Почти всю жизнь семья по папиной линии была для меня пиксельными человечками, несколько раз в год машущими мне с экрана. До его смерти я не встречалась ни с кем из них. На похороны приехал один из папиных братьев, Хамид, – тот, что работал учителем. Он очень походил на моего отца, но был немного ниже ростом, и взгляд его казался теплее. Хамид остановился в мотеле при аэропорте на четыре дня. Он был добр ко мне, но его постоянно что-то волновало: то английский язык, то смена часовых поясов, то возникшее горе. Дела шли немного сложнее, когда Хамид оказывался рядом. Думаю, к моменту его отъезда мы оба растерялись еще больше, чем в день знакомства.

– Я с ними толком и не общалась, – призналась я.

Эзра улыбнулась. Улыбка у нее была очаровательная, на секунду смягчившая холодный пустой огонь в ее глазах. Но было в ней и что-то жесткое. Она улыбалась как человек, который только и ждал, чтобы его попросили этого не делать и запретили делать хоть что-то.

Я мало что знала о семье отца. Мне было известно, что он посылал им деньги, но у меня всегда создавалось впечатление, что им было их недостаточно. Врачи зарабатывают больше. Когда я выходила из комнаты, разговоры принимали другой, серьезный характер. Папа говорил мрачным, угрюмым тоном, слова на фарси звучали резко и зло. Каждый раз казалось, что он пытается оправдаться, каждый раз в его голосе угадывалась досада. Думаю, они хотели от него чего-то, что он не мог им дать, и в конце концов он начал злиться на них за это.

Эзра засунула руки обратно в карманы, и улыбка на ее лице погасла. От нее вновь исходил лишь голод.

– В любом случае, – сказала она, – я вполне уверена, что из числа подозреваемых мы можем их исключить.

– Потрясающая проницательность. Теперь я понимаю, за что вам платят, – съязвила я.

Эзра одарила меня суровым взглядом, который через мгновение смягчился. Она усмехнулась, а потом повернулась и продолжила говорить, словно я не сказала ни слова:

– Женился во время учебы в ветеринарной школе на ветеринарном фельдшере Софи. Она была трудолюбивая и смышленая, и, судя по всему, они очень сильно друг друга любили. Два года спустя родился ребенок. Девочка, насколько известно. Как я понимаю, семья была счастливой.

Эзра взглянула на меня. Я никак не отреагировала, и она пожала плечами.

– Как все это поможет раскрыть убийство?

– Предыстория всегда важна, – сказала Эзра.

Я чувствовала ее взгляд, но продолжала смотреть прямо перед собой.

– Джамшид – теперь его зовут Джим, – продолжила она, – пару лет работает, подменяя других ветеринаров, а затем открывает собственную клинику.