Последний, кого ты любила - ЛДжей Эванс

чуть-чуть сбавишь громкость, чтобы не оглушить нашу гостью?

У меня внутри всё сжалось до боли, когда мой взгляд встретился с Евой Хатли. Она назвала меня гостьей. И на её лице была улыбка. Это было слишком. Глаза снова обожгло слезами. Мне захотелось броситься к ней, зарыться в её объятия, рассказать обо всём, что грызло меня изнутри, сказать, как сильно я скучала.

Мила выпустила мою руку и промчалась мимо бабушки в дом, а я поднялась по ступенькам.

Не говоря ни слова, Ева шагнула вперёд и заключила меня в крепкие объятия. Я напряглась, по привычке сковав руки у боков, сжав кулаки. Но ей было плевать. Она просто обняла меня крепче. Я прикусила щёку, отказываясь позволить этим слезам сорваться. Слёзы никогда ничего не меняли.

Когда Ева наконец отстранилась, её ладонь легла мне на щёку. Она изучала меня голубыми глазами, такими же, как у её сына. Глазами, которые видели меня глубже, чем кто-либо, кроме самого Мэддокса. Её каштановые волосы были прорезаны седыми прядями, на лице появилось больше морщинок, но она всё ещё излучала ту же жизнерадостность, что и её дети.

— Ты выглядишь хреново, — сказала она.

И напряжение, сковывающее меня, вдруг ослабло, когда из меня вырвался неожиданный смех.

— Скажи, как есть, Ева, — отозвалась я, а её улыбка чуть поблекла.

— Не сейчас. Но если останешься — ты знаешь, что я обязательно скажу.

Горло сдавило, и я едва смогла сглотнуть. В её словах было не только тепло. В них была боль. И укор.

Она приняла меня в семью. А я их бросила.

Ушла за своей мечтой, думая, что не смогу сохранить их в своей жизни, не удержав при этом и кошмары прошлого. Я отказалась от всего, потому что не знала как забрать только хорошее, не бросившись обратно в их объятия.

Ева сделала шаг назад и открыла дверь.

— Пойдём. Тебя надо накормить. Выглядишь так, будто не ела месяц.

Я шагнула за ней в дом.

И мир снова качнулся, потому что изменений было ещё больше, чем я могла себе представить. Если Уиллоу Крик казался застывшим во времени, то ранчо было его полной противоположностью — оно развивалось, росло, менялось.

Кухня была огромной теперь, а не маленьким уютным закутком, каким я её помнила. Несколько профессиональных плит, печей и холодильников соседствовали с бесконечно длинными кварцевыми стойками. Шкафы белые сверху и серые снизу, с подсвеченными стеклянными витринами. В стороне, в более уединённой части, стоял большой дубовый стол. Я помнила, как мы ели за ним, играли в карты… сколько раз?

Мила уже уселась рядом с молодой женщиной, которую я сначала не узнала. Но потом поняла — это должна быть Джемма. Та же белокурая шевелюра. Те же карие глаза, которые когда-то давали мне ощущение принадлежности, заставляли чувствовать, что, может быть, я тоже часть этого места.

Но она изменилась. Стала взрослой. И это было сложно осознать.

Она улыбнулась мне. Улыбкой Мэддокса. И это больно вонзилось в сердце.

— Привет, МакКенна. Рада тебя видеть, — сказала она.

Я не понимала, как они все могли быть такими добрыми ко мне. Я ничего не сделала, чтобы заслужить это. Я ушла. Я игнорировала их. Я никогда не возвращалась.

— Привет, Джемма, — ответила я, чувствуя, как в груди растёт неловкость.

— Готова к ягодным блинчикам? — спросила Джемма, подмигнув Миле.

Мои губы снова дрогнули.

— Честно говоря, было немного запутанно.

Ева рассмеялась и махнула мне на стул.

На столе, перед каждым местом, стояли тарелки с идеальными крепами — как из ресторана высокой кухни, аккуратно сложенные, украшенные и щедро сдобренные.

Ева всегда любила готовить, постоянно пробовала что-то новое.

И я вдруг задумалась — каким же было меню её ресторана, когда он работал?

— Кофе или чай? — спросила она, когда я села.

— Кофе было бы отлично, если он уже заварен. Но, пожалуйста, не утруждайтесь, я ведь не ожидала, что меня позовут на завтрак, — сказала я.

— Какая чепуха. Ты когда-нибудь видела, чтобы я позволила гостю уйти голодным? — фыркнула она.

Она налила мне в кружку, на которой красовалась надпись Коровы жуют жвачку лучше всех.

И в тот же миг перед глазами вспыхнули воспоминания о том, сколько раз я держала эту же самую кружку десять лет назад.

Я с трудом сглотнула ком в горле и взяла её из рук Евы.

— Спасибо.

— Сливки? Сахар?

— Нет, спасибо. После медшколы и ординатуры я, можно сказать, подключалась к кофе внутривенно. На добавки времени не оставалось.

Но как только произнесла эти слова, мысль о моей карьере — о её руинах — вновь заставила глаза предательски защипать.

Я зажмурилась, подавляя эмоции. А когда снова открыла глаза, три пары внимательных взглядов уже смотрели на меня.

— Как долго ты будешь в городе? — спросила Джемма.

— Надеялась остаться на несколько недель, но, думаю, уеду уже сегодня или завтра. Нужно разобраться кое с чем.

А точнее — понять, как оплатить смену рейса по своей почти исчерпанной кредитке.

— Ты не можешь уехать! Ты пропустишь День Благодарения! — возмутилась Мила. — Это неделя приготовления пирогов, а Нана печёт лучшие пироги в трёх округах — так, по крайней мере, говорит Папа. И тётя Сэди привезёт подруг из колледжа! — продолжала она. — А ещё будет большая битва по викторине, и папа сказал, что чёрта с два он позволит девчонкам победить снова.

— Не ругайся, Букашка, — мягко предупредила Ева, с лёгким смехом.

— Я вчера заставила папу положить два доллара в банку за ругательства!

Мила фыркнула, гордо приосанившись.

— Думаю, там уже, наверное, миллион долларов! Как думаешь, на что мы могли бы их потратить? Может, купить Диснейленд?

Она задумчиво покачала головой.

— Я хочу в Диснейленд, но папа говорит, что пока я слишком маленькая для некоторых аттракционов.

— И что я буду его цепить больше, когда подрасту.

— Ценить, Мила. Це-нить.

— Я так и сказала — цепить.

Малышка с улыбкой зарылась в свои блины. Джемма и Ева тоже начали завтракать. А я просто сидела, смотрела. И чувствовала себя одновременно не на своём месте и так, как будто вернулась домой. Как будто я наконец-то оказалась там, где должна быть. Но я никогда не позволяла себе считать ранчо своим домом. В детстве я знала, что мне придётся снова уйти. И с каждым разом это убивало меня чуть больше.

Быть здесь, а потом возвращаться к маме, было всё равно что сдирать с себя кожу по кусочку.

А когда в выпускном классе я переехала сюда, я специально не позволила себе привязаться, не позволила