Последний, кого ты любила - ЛДжей Эванс

себе любить их, потому что знала, что однажды уйду. Но Мэддокс прорвался сквозь мою броню. Вломился с улыбкой, очарованием и руками, которые заставляли меня чувствовать себя сильнее, смелее и любимее, чем когда-либо в жизни. А когда я ушла, я забрала с собой тот крохотный кусочек сердца, который бился только для него, и задушила его.

Керри так и не смог его оживить. Я думала, что оно мертво. Но сейчас, сидя за столом в доме Хатли, я чувствовала его снова. Чувствовала, как оно бьётся, слабо, судорожно, но живое. И это меня до чёртиков пугало.

Я наконец взяла вилку, наслаждаясь взрывом вкусов, скользящих по языку.

Я никогда не имела времени готовить. В основном закидывала в себя кое-как слепленные бутерброды после длинных смен или заказывала еду с Салли, когда у нас ещё были деньги в конце месяца.

А этот завтрак… Это была, наверное, лучшая еда, которую я пробовала за… даже не знаю, сколько времени.

Взрослые ели молча, но в комнате никогда не было тишины, потому что Мила болтала без остановки. Как только она узнала, что я врач, то начала засыпать меня вопросами. А потом показала шрам над бровью, оставшийся после одной из её попыток прыгнуть с качелей прямо на крыльцо.

— Папа почти убрал качели, — нахмурилась она. — Но дядя Райдер сказал, что он не может держать меня в пузыре и что нужно вспомнить, сколько раз сам папа падал с деревьев.

Она посмотрела на меня с заговорщицким блеском в глазах.

— Ты лазила по деревьям с папой?

У неё были взбитые сливки и клубника на губах и щеках, и это было до невозможности мило.

Я снова почувствовала этот странный, незнакомый зов внутри.

Всегда говорила себе, что дети — это не для меня. Так почему же эта девочка дёргала за какие-то невидимые нити внутри меня, которые я даже не знала, что у меня есть?

— Иди умойся, а потом приступим к пирогам, — сказала Ева с тёплой улыбкой, глядя на внучку с такой любовью, что это было почти ощутимо.

— Ты останешься с нами печь пироги? — спросила Мила, уже вставая со стула.

Я почувствовала, как лицо нагревается, и посмотрела на Еву. Она лишь улыбнулась.

— Нам всегда нужны лишние руки в неделю пирогов.

Я снова провалилась в воспоминания.

Как мы с братьями и сёстрами Хатли выстраивались в кухне, каждый занимаясь своей частью. Как Ева пекла свои знаменитые пироги — и продавала их на праздники, а потом снова в конце лета, когда созревали дикие ягоды. Как мы с Мэддоксом проводили жаркие летние дни у ручья, собирая эти самые ягоды для его мамы.

Я столько воспоминаний вытеснила из головы. Только потому, что боялась скучать. И вот я здесь, на грани того, чтобы сделать это снова.

Телефон завибрировал, и, глянув на экран, я почувствовала, как в груди разлился леденящий страх. Сообщение было с другого номера. Я заблокировала прежний.

1-530-555-8210:

Это уже третий день без моей семьи. Ты понимаешь, что это значит для тебя? Исправь это. Пока не поздно.

Блины сжались в желудке тяжёлым комом.

Мне нужно было сегодня разобраться с тем, куда я поеду и как я собираюсь за это заплатить, пока остаюсь вне поля зрения доктора Грегори.

Я подняла взгляд, сердце стучало так громко, что я его слышала. И тут же встретилась с обеспокоенным взглядом Евы. Я попыталась скрыть страх, натянув слабую улыбку. Но знала — она видит меня насквозь.

— Ты всегда будешь здесь своей, МакКенна. Всегда. Ты — семья, — сказала Ева, даже не задавая вопросов.

Я вдруг жадно захотела остаться.

Хотела провести день в этой кухне, где тепло исходило не только от духовки, а заполняло сам воздух. Где тебя принимали, даже если родная мать не хотела тебя. Мне было нужно это так же остро, как кислород. Будто сам факт того, что я здесь, мог стабилизировать мой мир, который безостановочно рушился.

— Я бы… я бы хотела этого, — тихо проговорила я.

Ева улыбнулась.

Но я заметила взгляд, которым Джемма одарила мать — обеспокоенный, настороженный.

И добавила:

— Если вы уверены, что это не будет проблемой.

Джемма уже открыла рот, но Ева её перебила.

— Это не проблема.

Тупые слёзы, которые я уже выпустила вчера и которые весь день жгли мне глаза, снова попытались прорваться. Я сжала кулаки, прикусила щёку. Слёзы не решат и не изменят ничего. Я заставила себя улыбнуться ещё шире.

— Я пойду помогу Миле, — сказала Джемма и быстро ретировалась.

Я видела её колебания. И не могла её винить.

Ева начала убирать со стола, и я тут же присоединилась.

— Я не понимаю, как вы все можете быть ко мне такими добрыми, — вырвалось у меня. — Я игнорировала ваши звонки. Не отвечала на посылки…

Я посмотрела на Еву, полную ожидания.

— Почему вы не ненавидите меня?

Она подняла взгляд от посуды, которую уже мыла в раковине.

— Ты прошла ад, МакКенна, — тихо сказала она. — И, как и любой, кто прошёл его, ты искала свой собственный путь наружу. Способ исцелиться. Способ жить.

Она снова вернулась к мытью тарелок.

— А мы напоминали тебе обо всех болезненных моментах прошлого. Но я не буду отрицать, что это ранит. — Она вздохнула. — И не буду отрицать, что надеялась, что когда-нибудь ты вернёшься к нам.

Я не знала, что ответить. Поэтому просто переминалась с ноги на ногу, нервно теребя прядь волос. А потом оглядела кухню, обратив внимание на хаотично разбросанные инструменты и ингредиенты.

— Где мне помочь? — спросила я.

Ева усмехнулась.

— Дай мне десять минут, чтобы всё в голове разложить.

Она выключила воду и вытерла руки о полотенце.

— А пока иди в гостиную, возьми свой кофе и отдохни.

Я кивнула, схватила кружку с коровами и пошла туда. Туда, где меня встретили ещё больше воспоминаний.

Эта комната почти не изменилась. Мебель обновилась, но это были просто новые версии тех же вещей, что стояли здесь раньше. Я играла в видеоигры с Мэддоксом на похожем огромном диване. Делала домашку за этим же массивным кофейным столиком. Мы с Мэддоксом гоняли вверх и вниз по деревянной лестнице, таща грязь и пыль с полей, и Ева никогда не кричала на нас за это. На Рождество в огромном эркерном окне всегда стояла ёлка. Судя по всему, через пару дней она появится и сейчас — Ева обожала Рождество.

С первого года, как я встретила Хатли, под ёлкой всегда был подарок для меня. Но я не могла