Путь к вершинам - Геннадий Петрович Исаков

class="p1">По краю только что на наших глазах возникшего тротуара шагал парень, одетый как-то наоборот: на нем темная рубашка и белые брюки. Казалось, что он шел на руках. Или — он с той стороны планеты, где все ходят вверх ногами?

Девушка в спецовке, поворачивая руль ползающего взад-вперед катка, хохотала, глядя вслед чудаку. И у вон того человека, несущего огромную охапку астр, тоже широкая, во все лицо, улыбка, только это он о своем. Может, у него сын родился?

Жадно дышало все кругом, спеша не упустить напоследок ни капли золотого левитановского сияния. Мы шли, загребая ногами листья, и Винтя считал их:

— Один, два… пятьдесят… Много, наверно миллион.

С арифметикой у него порядок. Прямо хоть поступай сразу в институт. Однако жизнь устраивает нам зачеты и по другим предметам.

Подходим к перекрестку возле гастронома и слышим:

— Не хочу квасу! Хочу мороженого!

— Ах, Бармалей ты, Бармалей, всю меня извел!

Оглядываемся: кто это там бушует? Симпатичный малыш, лет пяти от роду, не напоминающий страшного людоеда из Африки ничем, кроме голоса… Мать дергала его за ворот, а он отбивался и кричал, будто его резали. Его подхватили под мышки, он отчаянно выкручивался:

— Не хочу! Хочу!

Мы этого не поняли. Ну ладно, любит человек мороженое, с кем не бывает. Но квас тоже неплох, мы пьем его, отдуваясь, из тяжелых кружек. Дойдем до следующего угла, я пошарю в карманах и выложу на бочку рубль, потому что мелочь кончилась:

— Две, большую и маленькую, пожалуйста.

— А я раньше был Бармалеем? — заинтересовался Винтя.

— Хуже. Соловьем-разбойником.

— Ну да… А ты?

Я не помнил точно, кем был в свое время. И начал рассказывать, как мне приснилось, что у нас украли телефон. Унесли его, заменив неким гибридом керосиновой лампы и будильника. Набираю номер и все попадаю на неведомый коммутатор, с которого нет выхода в город.

— Сам ты, папа, неведомый, — сразил, положительно сразил меня Винтя. — Невнимательно, значит, набирал. Нужно было не отвлекаться. Когда чего-нибудь очень хочешь, всегда получается.

— Особенно когда хочешь мороженого.

— И совсем оно тут ни при чем. Будто сам не понимаешь. Хитрый!

Я засмеялся и хлопнул его по плечу: зачтено!..

Наступил вечер. И вдруг по всей улице разом, от края до края, зажглись фонари.

— Они проснулись! — задохнувшись, прошептал Винтя, будто впервые увидел скрепленные невидимой нитью бусины огней.

— Они днем спят, — рассуждал он на ходу. — Значит, не все спят ночью? Например, звезды. Почему сны можно видеть только с закрытыми глазами, а звезды — наоборот?

Дома он долго возился за своим столом, наконец подошел ко мне и протянул лист бумаги.

— Вот!

— Что это?

— Звезды. Я хочу, чтобы они и днем были.

Неплохо придумано. Он еще не знал, что есть, есть на земле звезды, которые светят и ночью, и днем, всю жизнь. Неважно, что он без разрешения вырвал страницу из школьной тетради, а нарисованные им звезды похожи на ежей. От его каракулей в мире стало светлее…

4

Я решил показать сыну Москву, он давно просил об этом, твердил: «Мне надо!» С этими его «надо» и «не надо» постоянно идет борьба! Но тут какой может быть спор…

Сборы были недолги. После трех суток железнодорожного пути настал день, когда словно бурливым течением понесло нас по сверкающим утренним улицам столицы.

Раньше я бывал здесь только проездом, делая пересадку с поезда на поезд. Оказалось, от Кремля до Нового Арбата рукой подать и Ленинские горы не за тридевятью землями, В Третьяковской галерее не мог найти Левитана, пока нам не растолковали, что нужно дойти до Шишкина и повернуть направо. Картины Левитана представлялись нам величественными, огромными. Фактически же их можно было бы повесить в наших комнатах… и на каждой была весна, даже если изображалась осень.

— Я думал, ты уже тысячу раз ходил по Москве, — разочаровался во мне Винтя. — А ты ее вместе со мной узнаешь.

Действительно, неужели не всегда жизнь была такой, какова она теперь? Сейчас-то вон и воспитание стало иным, дистанционным, — по телефону… В Винтином классе собирают металлолом на постройку не тепловоза и не катера на подводных крыльях, а — космического корабля. Пусть летит на Вегу, и чтоб на боку крупными буквами было написано, из чьего металлолома он сделан. Хотя можно и не писать, главное, пусть летит.

Машин Винтя тут насмотрелся вдоволь. У нас их тоже немало, но не таких разнообразных марок. На Комсомольской площади нас чуть не сбил оранжевый спортивный «фиат», который сделал бешеный разворот не по правилам и через мгновение исчез, опережая визг своих тормозов.

Но первым делом мы пошли на Красную площадь.

Удивительное это место. Все такое родное, словно родился с Москвой в сердце. Мы здесь не были чужими, хотя приехали издалека.

Кто пришел сюда, тот пришел к Ленину.

Мы нашли хвост очереди к Мавзолею в Александровском саду. Очередь особенная, несуетная, неспешная, люди в ней забыли про мелкие заботы. Мы двигались мимо Вечного огня — и уносили с собой этот огонь, и блеск брусчатой мостовой, и улыбку пожилого казаха, вдруг опустившего руку на Винтину голову.

Впереди нас шла черкешенка в белом, с косами до пояса. Она была похожа на цветущую ветку вишни. За нею, плечом к плечу, двое парней в черных, с отделкой из серебра костюмах. У Мавзолея они сделали шаг в сторону, став на колено, с негромким восклицанием положили на мрамор цветы, которые несли вслед за девушкой.

Красиво это у них получилось. А мы свои цветы уже оставили у Вечного огня. Винтин дедушка, мамин отец, не вернулся с войны. От него пришло единственное короткое письмо: эшелон остановился в снегах у Москвы. Я никогда не встречался с ним и помнить его не могу, но почему-то отчетливо вижу барачную комнату с покоробившимся полом, железную койку под суконным одеялом, горку крупной соли возле картошки на подоконнике, лютый январь сорок второго… И это живет во мне так, словно я сам уходил из дому в дымный закат, а потом падал на снег, черный от гари и вывороченной земли.

Я ни о чем не спросил сына, когда мы вышли из Мавзолея. Мною самим владела потребность — не в словах, нет, — надо было понять, что изменилось в нас за эти несколько минут, почему мир вдруг раздвинулся, нераздельно сведя вместе прошлое и настоящее на этой земле под молодым небом.

На следующий день площадь снова, точно магнитом, потянула нас к себе. Но…

На мостовой стояли отряды солдат с красными бантами на шапках и винтовками в