Путь к вершинам - Геннадий Петрович Исаков

дышится нормально, а вот выше восьми начинается зона смерти. Но в СССР ни одного восьмитысячника нет, негде, негде проявить себя.

Альпинисты в его представлении — богатыри с плечами в два обхвата, с такими подбородками, что хоть чайник вешай. А про себя говорил не смущаясь, что он хилый очкарик. Я поощрил его тем, что взял с собой к роднику, нагрузив двумя фляжками, и Жумыч правильно воспринял это как высокую оценку его достоинств. Но загордился и развел в сторонке собственный костерок — со второй спички, — сманил к себе всех мальчишек, вызвав бурные протесты девочек.

Ни-Ни своим классом недоволен. Недружный очень, и никакими педагогическими приемами сплотить его ему не удается.

Яркие впечатления остались у бедного Николаши от летнего лагеря труда и отдыха в пригородном совхозе. Ему преподносили сюрприз за сюрпризом, один другого чище. В тихий час несколько сорванцов забрались на крышу столовой, улеглись загорать, причем не пуская к себе других. Убежали на речку за три километра и не возвращались до вечера. Жумадил учился танцевать лезгинку на руках — как только шею себе не свернул!

Однажды после отбоя обнаружилось, что исчез Тютьков. Искать его не пришлось, он сам влетел в палатку, едва не сбив классного руководителя с ног.

— Г-гулял, — отвечает. Николаша не поверил, увидел, что его карманы набиты какой-то древесной трухой.

— Уж от кого, от кого, а от тебя я этого не ожидал.

— Меня послали, — пискнул было нарушитель режима, однако в углу многозначительно закашляли: «Тютя!»

А ночью у девочек был переполох. За их окнами вдруг засверкали гнилушки, принесенные Тютьковым, десятками волчьих глаз да еще послышался вой, не совсем натуральный, но все-таки жуткий…

Еще хуже было другое. Мальчишки согласились помочь девочкам в сборе клубники с тем условием, что им эту дополнительную работу запишут и, следовательно, заплатят за нее. Николая Никитовича такая меркантильность сразила наповал.

— С ними нужно вот так, — наставлял он меня перед походом, решительно стуча ребром ладони о ладонь, словно шинкуя капусту.

Но запреты и чрезмерная опека, знаю по собственному родительскому опыту, чаще всего производят обратный эффект. Я им не увлекаюсь. Даже не очень обращаю внимание на рев магнитофона — кто-то не поленился притащить эту бандуру и гоняет кассету за кассетой.

В отряде вышел спор. Одни считали, что Тарас Бульба сражался с ляхами вместе с Богданом Хмельницким, другие сомневались в этом, но доказать не могли. Пришлось мне объяснять разницу между действительными лицами и персонажами книг, вспоминать подзабытых Тараса, Остапа, Андрия. Подвел к выводу, что мужчины должны быть справедливыми и смелыми.

— Усёк? — крепко толкнул Тютькова в спину. — А то боялся за гнилушками идти…

Они многое понимают не хуже меня. Народ самовольный, но свойский. И все же вести им себя со мной, как с ровесником, я не позволяю.

— У тебя есть карандаш? — разлетелся Жумадил.

— Есть.

— Давай быстрей.

— Во-первых: дайте, пожалуйста. Во-вторых… что во-вторых?

Он догадывался, что меня следовало назвать по имени-отчеству, однако не захотел сделать этого.

— Дайте, командор. А бумага? Давай. — И сам поправился: — Дайте, пожалуйста.

На палатке появился рисунок, изображающий запорожца с усами шире плеч…

А потом пришлось дать им беспощадный бой — за чистоту и порядок. Призывая не мусорить в лесу, мы заботимся не о природе, а о себе. Природа все примет, и перемелет, и сотрет наши следы — не за год, так за тысячу лет. Нам же век отпущен коротковатый, и ни к чему проводить его на свалке.

…Ночевка прошла спокойно. Умаялись за день, вот и спали как убитые. Что ни час, звезды сдвигались с места и уходили низом вправо. Неподвижные конусы палаток хорошо подчеркивали это вращение мироздания.

Под утро, еще сквозь сон, я услышал ритмичный стук. Неужели успели включить музыку?

Где-то в елках, невидимый в их пустых ветвях, работал дятел, как на барабане отбивая такт какой-то еще не начавшейся мелодии.

Из лога сочился туман, овевая камни — серые, в желтых накрапах лишайников. Морена впитывала сырость, как губка. Мы прикоснулись к ней в одно из летучих мгновений ее неспешно текущей жизни. Сколько здесь было и сколько еще будет ледовых нашествий?..

По этим склонам еще встречались подснежники. Весна совершала свое восхождение. Девочки увлеклись ими, а мальчишки пинали старые, прошлогодние дождевики, рассеивая зеленоватый порошок их спор.

На ближней скале Тютьков углядел круглую дыру.

— Пещера? В ней могут лежать доисторические предметы! — взвился он.

Заявку на поиск я отверг, зная, что там отыщутся лишь консервные банки. Доисторические, разумеется. Зато устроил всем прогулку к роднику. Из песка на дне его круглого оконца били фонтанчики, слабые — и неустанные. Стоило мне отвернуться, как песок безжалостно расковыряли. Но фонтанчики, покачиваясь, продолжали выталкиваться наружу, давая исток ручью…

Сары-Сай похож на любые другие ущелья — те же теснины, каскады гремучих водопадиков, буреломные завалы. И все же он один такой на целом свете.

Древний и молодой, он хорош в разные времена года, у него тысяча лиц. Его цветущие кусты шиповника гудят, как трансформаторы, их пронизывают тысячи пчел. Гениальной кистью старого мастера — самой природы — написаны полотна альпийских лугов. На старых чабанских стоянках до ноября встречаются шампиньоны. Если повезет, увидишь козлов-теков, осторожно перебегающих поляны или по-цирковому взлетающих на кручи.

Сегодня нам такой удачи не выпало. Зато наблюдали, как небольшая отара форсировала ручей. Овцы останавливались перед водой — и, отчаянно мекая, прыжком влетали в нее, подолгу отряхиваясь потом.

— Шашлыков чего-то захотелось, — вздохнул Жумадил.

— Проголодался! — неприязненно, как-то ревниво взглянула на него Гульнара.

Я показал Жумадилу на развидневшиеся вдали Три Брата. Ему не поверилось, пупыри на изломе хребта выглядели несолидно, невпечатляюще. Стоило о них разговор вести! Он отомстил мне за унижение предмета его гордости. Спрашивает невинно:

— Как правильно написать, сложив пять и семь, — одиннадцать или адиннадцать?

Конечно, я ответил:

— О-диннадцать.

Оказалось, двенадцать.

Санки пригодились, их по очереди опробовал каждый. Потом они окончательно развалились. Предлагать еще более острые развлечения, наподобие домбайского бокса, я не стал. Публика была не подготовлена к этой зажигательной игре. В ней на головы участников надевают рюкзаки, нужно вслепую лупить противника пуховой курткой или одеялом. Невдомек разгоряченному бойцу, что удары он получает вовсе не от партнера, а от стоящих кругом и укатывающихся со смеху зрителей. Здесь легко утратить чувство меры и все-таки украситься синяками, а мне нужно всех привести домой в целости и сохранности.

— Расскажите что-нибудь, — требовательно попросили меня. Раз, мол, взялся обслуживать, так шевелись.

Слушали, впрочем, довольно внимательно. О том, как действовать, попав в лавину, — обязательно прикрыть руками дыхательные пути, тогда есть шанс уцелеть. О