Путь к вершинам - Геннадий Петрович Исаков

Путь к вершинам

НА ГЛАВНОМ ХОДУ

1

Блохин перевелся в маневровую колонну принципиально, показав характер.

Накануне его на три месяца сняли с должности машиниста за то, что он отказался в Тургутуе от обратного рейса с ходу, то есть без отдыха в пункте оборота. Норма рабочего времени у него была на исходе, усталому в путь отправиться — это же напрашиваться на крушение! Сначала вдолбят тебе, что безопасность движения прежде всего, а потом… Конечно, случись неладное, легко оправдался бы: выполнял приказ — и баста. Дежурный по депо долго убеждал его, суетясь, звякая пуговицами на кителе. Но Блохин стоял на своем.

Наказание он счел обидным. Не разобрались в сути дела. И с классностью не посчитались, на старости лет с пацанами сравняли! Тряся «Правилами техэксплуатации», развернутыми на нужной странице, стал доказывать, что был прав, что дисциплина послушности не родня. Я сопровождал его к начальнику, в партком, в райпрофсож, рискуя заслужить с Блохиным репутацию молодого, да раннего скандалиста.

Его согласились простить, все же были у него заслуги, — но он такой формулировке оскорбленно воспротивился: «Я не милостыню вымаливаю!» Наконец в машинистах его восстановили. «Снимали» принародно и громогласно, в назидание будущим нарушителям порядка, оправдали ж втихомолку, приказа об этом не вывесили. А по депо разговор шел всякий, шепотком да со смешком.

Но была у него еще одна причина для перевода. Ему понадобилось свободное время, и непременно днем. На маневрах после ночного дежурства двое суток твердо твои. Без неожиданных и бессистемных вызовов, сам себе хозяин, а не дядя, который суетится, но «Правила» не соблюдает.

— Понял, — вздыхает он в рацию, слыша очередное распоряжение: «Подай еще чуток вперед, будем брать два четырехосных, отведем на элеватор, потом начнем вытягивать нечетный состав…»

Словно челнок, снует по путям старенький прямоугольный, как спичечный коробок, ТЭМ-2. Обтекаемость ему ни к чему, не для гонок предназначен. А все ж похож он на птицу в клетке, бьющуюся в жестко ограниченном пространстве. Отчетливое, свербящее сравнение это вызвал у Блохина поезд, прогремевший мимо, лихо посветивший красным на хвосте. Завидки берут.

Неожиданный шаг, бесспорно, несколько ронял авторитет Блохина. Вроде бы слабосилен стал и к поездной работе допуск потерял. Столько лет тяжеловесы водил, а тут — «два четырехосных», на воловьей скорости… Да ведь сам решил, и нечего теперь стонать.

Ничего, уговаривал он себя, зато в библиотеке спокойно посидишь, с инженерами встретишься, растолкуешь им очередную задумку и уж нигде не расшибешь нос о собственное невежество. В цехах чаще бываешь, по-ревизорски оценивая их оснащение. В дизель-агрегатном вчера поразился: слесарь, чертыхаясь, руками вставляет холодильные секции в моечную машину. Одну за другой, шесть штук. Сделать чалку, зацепил сразу все шесть, как гроздь бананов! А то автоматика — кнопку нажал, спина мокрая…

— Но камера вертикальная, не подступишься к ней с чалкой, — засомневался мастер, настороженно перехватывая пытливый взор Блохина.

— Так надо ее на бок положить!

— Нет для тебя безвыходных положений, — подозрительно ласково сказал мастер. — Дай тебе волю, ты б все переставил и переделал, мироздание усовершенствовал. — И засмеялся, уже не сдерживаясь. Представил Блохина в миг творения им земель и вод по улучшенному образцу.

Тот самолюбиво насупился:

— Будто ты сам ничего у себя не переладил.

— А чего здесь? — безмятежно откликнулся мастер. — Ну, цилиндровые втулки стали восстанавливать напылением. Вторую жизнь им даем, так? Со склада-то их по месяцу ждать приходится. Ну, шестерни начали гидравликой спрессовывать, а не кувалдой…

Теперь засмеялся Блохин:

— Сказал бы сразу, что мне здесь делать нечего!

Они хохотали, стоя посреди цеха. И не стала, прося дорогу, сигналить им карщица, а опасливо объехала их…

Я уже наизусть знаю его любимые истории. Про то, как Наполеон отверг проект первого парохода, отчего, может быть, проиграл морскую битву с Англией, а о первых поездах говорили, что на 30-километровой скорости пассажиры начнут задыхаться. Про известного всем Зингера, который вовсе не был изобретателем швейной машинки, просто придал ей классическую завершенность, но не мог сформулировать, чем же она отличается от других. Потом догадался указать, что применил иглу с ушком на другом кончике — и сразу получил патент.

Уход Блохина в маневровую колонну совпал с хлопотными днями комиссионного осмотра тепловозов и не привлек особого внимания. Деповские остряки всего два или три раза поздравили его с тем, что он избавился от сравнений с Казачком.

2

Месяц назад я окончил техникум. Дипломную работу, конечно же, отставлял до последнего момента. Причин тому находилось множество, из-за них я на последнем курсе едва вытягивал на стипендию. Кто помнит себя восемнадцатилетним, тот поймет. Но вот уже тянуть дальше стало невозможно. Собравшись с духом, я заперся с чертежной доской и банкой растворимого кофе в красном уголке общежития. Словно в подполье, спасаясь от надвигающегося провала.

Лист миллиметровки испещрен косыми линиями графика. 19-й скорый придет на конечную станцию в 02 часа 09 минут. Через полтора часа отсюда отправляется 20-й, ходу ему 7.15… Поскорее отвязаться бы от них! Сплошная проформа ведь, и без того все знаем прекрасно (особенно то, как опаздывают поезда). Газогенераторное отделение на плане спроектированного депо я не вынес, как полагалось, за пределы главного здания. Но исправлять ошибку некогда. К счастью, на защите на это никто не обратил внимания.

Сквозь деревья, как на проявляемом фотоотпечатке, проступали контуры улицы в бледной синеве. Вместе с промокшим Антоном в комнату ворвалась утренняя свежесть.

— Ты всю ночь здесь?

— Твоему труду, между прочим, тоже через неделю срок.

— Успеется. Мы с Нелькой в саду были… Как ты думаешь, что такое любовь?

Эпохальное событие: Антон задумчив! Спросил бы он о чем-нибудь полегче. Я вообще ничего не знаю, не помню, забыл. И лезть ко мне с такими проблемами не следует.

Мы дружили втроем и в том саду гуляли вместе, наперебой выводя Нельку на дощатый барабан дискотеки. Мне казалось, она смотрела на меня заинтересованнее. Антон больше похвалялся силой и неустрашимостью, поигрывая клешневатыми лапищами. А потом он стал оттеснять меня, с присущей ему деликатностью, не скрывая торжества. Я не согласился, но вскоре она неожиданно непоправимо легко сказала:

— Ты хороший, но… Не сердись, прости меня.

И думать уже стало не о чем.

— Если она мне изменит, я ее мотоциклом задавлю, — пообещал Антон однажды как бы между прочим. Очень характерная для него шуточка.

Удивительная эта Нелька. В