Смерть Ахиллеса - Борис Акунин

— Его убили, я знаю. Из-за этогопроклятого миллиона. А потом каким-то образом изобразили смерть от естественныхпричин. Мишель был сильный, настоящий богатырь, его сердце выдержало бы сто летбитв и потрясений, он был создан для потрясений!

— Да, — участливо кивнул ЭрастПетрович, — все это говорят.

— Я потому и не настаивала набраке, — не слушая, продолжила порозовевшая от бурных эмоцийГоловина, — что чувствовала: я не имею права, у него другая миссия, он неможет принадлежать одной женщине, а объедков мне не надо… Господи, о чем я!Простите… — Она закрыла глаза рукой и дальше говорила уже медленней, черезсилу. — Когда вчера пришла телеграмма от Гукмасова, я сразу бросилась навокзал. Я и тогда не поверила в паралич сердца, а когда узнала про исчезновениепортфеля… Он убит, это несомненно. — Внезапно она схватила Фандорина заруку, и он подивился, сколько силы в ее тонких пальцах. — Найдите убийцу!Прохор Ахрамеевич говорит, что вы аналитический гений, что вы все можете.Сделайте это! Он не мог умереть от разрыва сердца. Вы не знали этого человека,как его знала я!

Тут она наконец разрыдалась, по-детскиткнувшись лицом в грудь коллежскому асессору. Неловко обнимая барышню за плечи,Эраст Петрович вспомнил, как совсем недавно, при совершенно иныхобстоятельствах, обнимал Ванду. Такие же хрупкие, беззащитные плечи, такой жеаромат от волос. Пожалуй, понятно, почему Соболев увлекся певицей — он не моглане напомнить генералу его минскую любовь.

— Так, как вы, я его, разумеется, незнал, — мягко сказал Фандорин. — Но я знал Михаила Дмитриевичадостаточно, чтобы усомниться в естественности его кончины. Люди его складасвоей смертью не умирают.

Эраст Петрович усадил сотрясающуюся от рыданийдевицу в кресло, а сам прошелся по комнате и вдруг восемь раз подряд громкохлопнул в ладоши.

Екатерина Александровна дернулась и испуганновоззрилась на молодого человека сияющими от слез глазами.

— Не обращайте внимания, — поспешилуспокоить ее Фандорин. — Это восточное упражнение д-для концентрации.Помогает отмести второстепенное и сосредоточиться на основном. Идемте.

Он решительно вышел в коридор, оторопевшая отнеожиданности Головина бросилась следом. На ходу Эраст Петрович бросилдожидавшемуся за дверью Масе:

— Возьми саквояж с инструментами идогоняй.

Полминуты спустя, когда Фандорин и егоспутница еще спускались по лестнице, японец уже был тут как тут — мелкопереступая, пыхтел хозяину в затылок. В руке у слуги был маленький саквояж, вкотором хранился весь потребный для расследования инструментарий — множествополезных и даже незаменимых для сыщика предметов.

В вестибюле Эраст Петрович подозвал ночногопортье и велел открыть 47-ой.

— Никак невозможно, — развел рукамислужитель. — Господа жандармы навесили печать, а ключ изъяли-с. — Онпонизил голос. — Там же покойник, царствие ему небесное. На рассвете ихприбирать придут. С утра-то похороны.

— Печать? Хорошо хоть почетный к-караулне приставили, — пробурчал Фандорин. — Вот глупо было бы — почетныйкараул в спальне. Ладно, сам открою. Ступай за мной, зажжешь там свечи.

Войдя в «соболевский» коридор, коллежскийасессор бестрепетной рукой сорвал с двери сургуч, вынул из саквояжа связкуотмычек и через минуту уже был в нумере.

Портье, опасливо косясь на закрытую дверьспальни и мелко крестясь, зажег свечи. Екатерина Александровна тоже смотрела набелый прямоугольник, за которым лежало набальзамированное тело. Взгляд еезачарованно замер, губы беззвучно шевелились, однако Фандорину сейчас было недо учительницы и ее переживаний — он работал. Со второй печатью он расправилсястоль же бесцеремонно, а отмычка не понадобилась — спальня была не заперта.

— Ну, что встал? — нетерпеливооглянулся Эраст Петрович на служителя. — Свечи неси.

И вошел в царство смерти.

Гроб, слава Богу, был закрыт — иначе, пожалуй,пришлось бы не дело делать, а с барышней возиться. У изголовья лежал раскрытыймолитвенник и оплывала толстая церковная свеча.

— Сударыня, — крикнул Фандорин,оборотившись к гостиной. — Вас прошу сюда не входить. Помешаете. — Ипо-японски Масе. — Живо фонарь!

Вооружившись английским электрическимфонариком, сразу же двинулся к сейфу. Посветил на замочную скважину, кинулчерез плечо:

— Лупу номер четыре.

Так-так. Крепко дверцу похватали — вон сколькоотпечатков. В позапрошлом году, в Японии, Эраст Петрович при помощи профессораГардинга весьма удачно провел расследование загадочного двойного убийства ванглийском сеттльменте, сняв на месте преступления отпечатки пальцев. Новаяметода произвела настоящий фурор, однако для устройства в Россиидактилоскопической лаборатории и картотеки надобны годы. Ах, жалко — такиеотчетливые следы. И как раз возле замочной скважины. Ну-ка, что там у насвнутри?

— Лупу номер шесть.

В сильном увеличении были отчетливо виднысвежие царапины — стало быть, открывали не ключом, а отмычкой. И еще, странноедело, в скважине остались следы какого-то белого вещества. Фандорин подцепилминиатюрным пинцетом, рассмотрел. Кажется, воск. Любопытно.

— Он сидел там? — раздался сзадитонкий, напряженный голос.

Эраст Петрович досадливо обернулся. В дверяхстояла Екатерина Александровна, зябко обхватив себя за локти. На гроб барышняне смотрела, даже старалась от него отвернуться, а разглядывала кресло, вкотором якобы умер Соболев. Вот уж ни к чему ей знать, где это произошло насамом деле, подумал Фандорин.

— Я просил вас сюда не входить! —сурово прикрикнул он на учительницу, потому что в подобной ситуации строгостьдействует лучше, чем сочувствие. Пусть вспомнит возлюбленная павшего генерала,зачем они пришли сюда среди ночи. Вспомнит и возьмет себя в руки. Головинамолча повернулась и вышла в гостиную.

— Присядьте! — громко сказалФандорин. — Это может затянуться.

Тщательный осмотр номера занял более двухчасов. Портье давно перестал пугаться гроба, примостился в углу и затих, клюяносом. Маса ходил тенью за хозяином, мурлыча песенку, и время от времениподавал нужные инструменты. Екатерина Александровна в спальне более непоказывалась. Фандорин раз выглянул — сидит за столом, уткнулась лбом вскрещенные руки. Словно почувствовав устремленный на нее взгляд, вскинулась,обожгла Эраста Петровича глазищами, но ни о чем не спросила.