Кадуцей - Давид-Анастас Максимов

как они поедают мои внутренности, как они разъедают мой мозг. Паника охватила мое сознание. Я был уверен, что умер.

Очнулся я в той же комнате с трупом, я сидел на полу, облокотившись спиной на стену, с меня рекой лил пот, а рядом со мной на корточках сидели Амикус и Марго. Я бросил быстрый взгляд на Амикуса, потом на Марго, а после на труп. Рвота начала подступать к горлу, но мне, не без усилий, удалось сдержать ее.

— Живой? Что случилось? Приступ? — начала расспрашивать Марго.

— Д-да, это пока что был самый ужасный, — ответил я дрожащим голосом.

Мне помогли подняться и отвели в комнату. Когда я наконец-то остался один, то просто лег на кровать и закрыл лицо руками. Мне было одновременно страшно от того, что происходит с моим сознанием, и противно от собственной слабости. Появилось доселе незнакомое мне чувство — стало казаться, что мое тело уже не полностью принадлежит мне. Это буквально самое ужасное чувство, которое только можно испытать — когда ты не ощущаешь спокойствия даже в собственном теле, то тут уже недалеко и до петли.

Мысли сжирали меня. Я не мог понять, когда все пошло не так и как все исправить, у меня не было ни малейшего понятия, имею ли я все еще право называться человеком или теперь я просто животное. Сердце начало биться чаще, а дышать стало намного тяжелее.

«Какие мы нежные. Господи, как ты мне противен, ничтож…»

— ЗАКРОЙ СВОЙ ПОГАНЫЙ РОТ! — закричал я неожиданно даже для самого себя и сразу же зажал рот руками. К моему счастью, звукоизоляция здесь достаточная и никто мой возглас не услышал, вероятно, по этой же причине никто не услышал, как кричала Змея.

«Что же будет с тобой, когда ты зайдешь в галерею», — произнес с некой насмешкой голос. Я дрожащими руками потянулся к лежащему в кармане телефону и зашел в галерею. Там была видеозапись длинной в чуть больше, чем двадцать минут.

Я начал смотреть. Мне казалось, что мое сердце не начало биться быстрее, а просто остановилось, дыхание перехватывало каждое мгновение, я весь дрожал, страх полностью окутал мое сознание. Из глаз начали литься слезы, во рту пересохло. Я знал, что должен был, но просто не мог оторвать взгляд.

На видео я — Давид Менс — собственноручно убиваю Рененут, выдавливаю ей глаза, вспарываю живот, ломаю кости, вбиваю в ее руки гвозди, пишу ее кровью послание, но самое ужасное — я все это время улыбаюсь, иногда даже смеюсь. Когда запись закончилась, то у меня уже не осталось никаких сил и я просто отложил телефон и заплакал. Первой моей мыслью было что же обо мне подумает Сабрина, когда узнает обо всем, а второй, что я убью себя.

«Не убьешь, я тебе не позволю, это как-никак и мое тело тоже, так что впитай и смирись, ничтожество»

Я встал и взял пару таблеток, которые мне прописала Марго. Я проглотил их так, без воды, все равно никакой разницы. Голос разразился смехом. «Действительно думаешь, что тебе это поможет? Какой наивный».

— Закройся, пожалуйста.

«Я оставлю тебя, когда найду свой Кадуцей».

Отчаяние и подготовка

Мне стало невыносимо жить. Я ненавидел себя и все, что со мной связано, винил себя во всех бедах людей, с которыми был знаком, я старался принизить себя так, чтобы суметь оправдать ту жестокость, с которой я убил Змею. Я не могу сказать, что меня не обрадовала ее смерть, однако она точно не заслужила такого. Та ненависть, что сидит внутри этого голоса, откуда она? Ведь он знает не более моего, так почему мой опыт так на него повлиял? Почему он настолько жестокий?

Несмотря на то, что я задавался вопросами, и даже надеялся получить на них ответ, он молчал, и это только сильнее раздражало. Судя по всему, ему потребовалось много сил, чтобы исполнить эту выходку, а это значит, что хоть какое-то время я смогу пожить спокойно. Боже, как бы я хотел вернуться в объятия Сабрины.

Весь оставшийся день и всю ночь я провел в одиночестве, ко мне никто не заходил, я даже подумал, что они все узнали и просто ждут подходящего момента, чтобы арестовать меня, однако, к счастью, я ошибся. Двадцать восьмой час моего бодрствования был ознаменован приходом Амикуса.

— Ты хоть спал? Выглядишь уж… — начал было он. Я закатил глаза и тут же перебил его:

— Нет. Не спалось, зачем зашел?

— Жаль, потому как силы тебе понадобятся, ближайшие пять дней у тебя будет экспресс-обучение обращению с огнестрельным оружием, небольшой курс самообороны и подготовка к встрече с Китобоем. Через неделю ты отправишься к нему и попробуешь что-нибудь узнать о готовящемся собрании. Мы также изготовим тебе маску, чтобы избежать нежелательных встреч, есть какие-то предпочтения?

— Понял, да, — я дал Амикусу распечатанную фотографию, где была белая маска, на которой вокруг отверстий для глаз были черные круги, от них симметрично в противоположные стороны шли сужающиеся и закручивающиеся линии.

— Интересно, у нее есть какое-то значение?

— Это означает «отчаяние».

— Ладно, в общем, чтобы через час был готов, я пойду.

Я лишь кивнул. Еще где-то с минут десять я просидел неподвижно, просто залипая в одну точку. Было очень тяжело переступить через себя и наконец встать. Когда же у меня уже наконец получилось подняться, я направился сначала в туалет, а после пошел в столовую, потому как голод все-таки одолел меня. Не сказать, что еда, которую там подавали была деликатесом, однако хоть что-то. Я заметил, что за последние несколько дней здесь порядком прибавилось людей: теперь в столовой находилось порядка полутораста человек.

Постепенно мне становился понятен масштаб той ситуации, в которой оказался мой родной город: его буквально отрезали от остальной страны, теперь при совершении поступков руководствовались не моралью и буквой закона, а только личными интересами и жаждой продвинуться по рейтингу организации. По моему телу пробежала дрожь, и пускай я не мог принять самого себя, но решил, что все-таки жизнь горожан стоит выше моих эмоций. Это, пожалуй, самое мое альтруистичное решение за жизнь.

Где-то полчаса я провел, тыкая вилкой в бедные макароны, лежащие у меня на тарелке. Сознание полностью покинуло меня и полетело познавать тщетность бытия и скоротечность времени, однако хлопок по спине вернул меня в чувства.

— Смотрю, аппетита у тебя вообще нет, — послышался мне знакомый и даже уже несколько родной голос Марго. Я повернул голову в ее сторону, и