Разговор со своими - Татьяна Александровна Правдина

на прогулке

С Орикиной женой, Люсей, дружили. Когда, довольно часто, о ней говорили не очень хваля, я вставала защищать грудью. Что впоследствии оказалось ошибкой и показало мне, что я значительно менее умная, чем про себя думаю: по-моему, главный показатель наличия ума – понимание людей. Но даже и в те времена некоторая претензия к Люсе у нас была. У Орика от первого брака была дочь, а Люся ее не принимала, а потом и две внучки. Орик виделся с ними в Москве, втайне от Люси. Зяма все время предлагал стукнуть кулаком… Мы познакомились с ними на Орикиных сороковинах. Люся позвала их в московскую квартиру, и они организовывали и обслуживали застолье… Потом было несколько поступков со стороны Люси, которые меня так убили, что я не пошла ее хоронить, похоронила раньше. Не рассказываю подробностей, потому что, может быть, это все-таки субъективно, очень хотелось бы…

Обо всех не расскажешь, главное, что было, – атмосфера жизни. Несмотря на гробившие души события, поведение властей, стыд за эти действия (например, шестьдесят восьмой год – наши танки в Праге!), восприятие было общим. Шутили: Элик (Рязанов) и Зяма откликнулись:

«Епишев и Гречко

сели на крылечко,

завели душевный разговор:

что это за субчик —

Александр Дубчек…» и т. д.

Становилось чуть легче.

Рязанов, разведясь с Зоей, вел себя достойно – дачу оставил ей. А через некоторое время купил дом у Наташи Ромм (вообще-то Кузьминой-Барнет, но дочкой она была замечательной именно Ромму). Поселились и Тодоровские.

Об Элике и Пете я написала в книге «Зяма – это же Гердт»[6]. А скажу о Николае Робертовиче Эрдмане. Они с женой, бывшей балериной, очень энергичной дамой, купили участок недалеко от нас. Жили в благоустроенной времянке, но жена занялась строительством, по этому Эрдман должен был вкалывать – писал сценарии и много чего еще.

Н. Р. Эрдман

Николай Робертович, как и мой папа, был арестован, прошел лагерь. Его имя было велено убрать из культового фильма «Веселые ребята», где он был сценаристом вместе с Владимиром Массом.

Оказалось, что в еще для всех долагерные времена он и его брат-художник дружили с моими родителями. Художник Борис (надеюсь, что не ошибаюсь) играл с папой в преферанс, причем и после папиного возвращения. Я его помню, он к нам в подвал приходил. А Николай Робертович дружил с Шуней и теперь на Пахре приходил скорее к ней, чем к нам.

Но он был такой замечательный, что мы его обихаживали, и он поддавался. Мы тогда еще не занимались расширением пространства дома и стройкой, и Николай Робертович говорил: «Вот у вас уютно, а у нас, по-моему, строят мавзолей».

Как-то был смешной случай. Я сидела и работала. Мне надоело, и я стала играть в игру: составлять список людей, без которых я не могла бы жить, если бы вдруг мне пришлось жить за границей. Тогда была бурная волна отъездов. Подошел Николай Робертович, заглянув в мою писанину (все любили смотреть на рукописный арабский текст; Марк Бернес, однажды, посмотрев, сказал: «И этот рассыпанный чай ты сама нарисовала?»), увидел список. Я объяснила, что это. Он, совершенно не шутя, очень строго сказал: «Никогда никаких списков, даже играя! Однажды я тоже устал от сценария и стал играть, составляя список: кто придет на мои похороны? А потом второй: кто придет на мои похороны в дождливый день? Объяснить на допросе следователю, что это такая шутка, мне не удалось – в НКВД вызвали всех! Понятно?» – и ласково поцеловал мою голову.

Tempora mutantur, et nos mutamur in illis – времена меняются, и мы меняемся с ними, очень удобное выражение! Часто очень многое, вполне неблаговидное, им оправдывают. Конечно, не меняться – глупо. Но когда к худшему – обидно…

Сегодня температура жизни в поселке другая. Я даже не знаю имен соседей…

Общались по поколениям – Катя собирала девочек и мальчиков. Катю Тоом (внучку Антокольского), Мишу Ромма (Аллилуева), Сашу, Саню Симонову, Пашу Венгрова: «Будем делать кукольный спектакль» (у нее был чемодан перчаточных кукол). «А пьеса?» – «Сейчас напишем!» И делали! Подрос мой внук Орик, и у него были товарищи: Вася – внук поэта Вадима Сикорского, Ваня и Вася – правнуки Антокольского (Катины сыновья), Саша Мусатов, Валя Трифонов. Вместе ходили на лыжах, а летом строили шалаши, ходили купаться – речка позволяла, плавали на байдарках… Не люблю этого слова – «нормально», но в данном случае применимо к образу жизни.

Он (образ жизни) изменился, но, уверена, человечество спохватится и от Интернета и «Скайпа», используя их, вернется к определенному природой (для кого-то Богом) поведению: ведь детей все равно рожать необходимо, а для этого надо общаться потеплее!

* * *

Легкая атмосфера рождала и легкость в мыслях. Так, на встречу Нового года 1968/1969 Зяма написал:

Средь сосен ушастых

Я рюмку подъемлю

За частную землю,

За личный участок!

Который любезно

Помог нам сегодня

Встречать без Любезнова[7]

Час новогодний!

Пройдем же по кругу

Душою и взглядом

И выпьем за друга,

Сидящего рядом.

Без друга мы сладкой

Не знали бы жизни

При этих порядках

И дороговизне!

Друзьями обласкан,

Живу как в нирване —

Не существованье,

А дивная сказка.

И лучшую долю

Хочу я едва-ли

За Галю и Толю![8]

За Толю и Галю!

За числимых в пьяни,

Но ставших друзьями

Прекрасной Татьяне,

Небесному Зяме,

За гибнувших без вести

И без наследства

Апостолов трезвости

И домоседства

Противников НАТО,

Поборников МУРа,

За Шуру и Тату![9]

За Тату и Шуру!

Хоть мы на закате,

Но трижды нас хватит,

Чтоб выпить за Катю,

За Катю, за Катю!

Старались усердно

И создали боги

Супругу для Гердта

В конечном итоге.

За это созданье

Хвала мирозданью!

За Таню, за Таню

И снова за Таню!

За тех, кто Татьяну

Доверил мне в жены,

Пред кем постоянно

Стою