Призрак тайны - Даниэла Стил

— Горе делает нас мудрее, — заметила миссис Палмерс грустью. — Я поняла это совсем недавно. Прошло целых десять лет, преждечем я смогла спокойно говорить об этой трагедии. Мой муж… У него было больноесердце. Смерть Джимми явилась для него ударом, от которого он так и неоправился. Он умер три года спустя.

Да, понял Чарли, жизнь обошлась с ней жестоко. Другомучеловеку хватило бы и половины того, что пережила она. Но, несмотря на это,миссис Палмер не производила впечатления человека сломленного, согнувшегося подударами судьбы. Скорее наоборот — горе закалило ее характер, укрепило дух, иЧарли невольно спросил себя, случай ли привел его к порогу ее дома или дляэтого существовали какие-то высшие причины?

— Скажите, у вас есть другие… родственники? —осторожно поинтересовался Чарли. Он хотел спросить о других детях, но впоследний момент смутился. Вряд ли, рассудил он, погибшего сына мог ей кто-тозаменить.

— Нет. — Миссис Палмер улыбнулась и покачала головой,и Чарли снова подумал о том, что не замечает в ней ни застарелой горечи, ниподавленности. — Я теперь совершенно одна. Вот уже одиннадцать лет… Именнопоэтому я и стала сдавать комнаты надето, иначе мне было бы слишком одиноко.

Но, глядя на нее, Чарли не мог в это поверить. Миссис Палмерказалась ему слишком энергичной, чтобы предаваться унынию и тоске. Вряд ли онабыла способна добровольно заточить себя в четырех стенах, чтобы бесконечнооплакивать свои потери. Нанес это было совсем не похоже.

— И еще этот дом… — добавила она неожиданно. — Этонастоящее чудо, Чарли, можете мне поверить. Мне не хотелось, чтобы он пропадалзря. Это очень старый дом, он мне нравится, и я подумала, что не должнапользоваться им одна. Мой сын Джеймс… Джимми и Кэтлин, его жена… он был имсовсем не нужен. Даже если бы они не погибли, они все равно не стали бы житьздесь ни за какие коврижки. Для них он был слишком несовременным, так что мнеиногда кажется, что, если бы все повернулось иначе, мне бы, наверное, пришлосьв конце концов его продать. Атак… Знаете, Чарли, этот дом — единственное, что уменя осталось. Вы меня понимаете?

Он понимал ее. Еще как понимал! Это был действительнозамечательный дом, и он вдвойне жалел миссис Палмер, которой некому былопередать свое главное сокровище. Кроме того, Чарли подозревал, что в концежизни он может оказаться примерно в таком же положении, если, конечно, непредпримет никаких решительных шагов, чтобы все изменить, если не сумеетполюбить снова, жениться, завести детей. Однако пока что ни одна из этихвозможностей его не прельщала. Его раны были слишком свежи, и он даже не могпредставить себе, как это он будет жить с другой женщиной, встречать с нейРождество, ходить в гости, путешествовать.

— А вы? У вас есть семья, мистер Уотерстон? — спросиламиссис Палмер и поглядела на него. Насколько она могла судить, ее неожиданномугостю было около сорока. В этом возрасте мужчина, обладающий такими, как унего, внешними данными и характером, уже должен был быть женат и иметьодного-двух детей. Он был настолько похож на ее Джимми, что она не могла —пусть неосознанно — не провести параллель между их жизнями.

— Нет, у меня никого нет, — покачал головойЧарли. — Как и у вас. Мои родители давно умерли, а детей у меня никогда небыло.

Он ничего не сказал о жене, и Глэдис поняла, что здеськроется какая-то трагедия. В первую минуту она даже подумала, что у него,возможно, не все в порядке по мужской части, однако ей почему-то казалось, чтоэто маловероятно. Его сексуальная ориентация тоже не вызывала у нее сомнений —если бы что-то было не так, она наверняка бы это заметила. Оставалось толькоодно…

— Вы долго были женаты? — спросила она осторожно,чтобы не обидеть его и ненароком не разбередить еще свежую рану.

— Десять лет, — глухо ответил Чарли. — Формальномы еще не разведены, но это только вопрос времени.

— Мне очень жаль, — проговорила Глэдис, чувствуя,как на глаза снова наворачиваются слезы. Ей и в самом деле было жаль его. Чарлис самого начала показался ей мягким, нежным, доверчивым и добрым, и онадовольно хорошо представляла себе, какой глубокой и болезненной была его рана.

— Развод — это страшная вещь, особенно когда расстаютсядвое людей, которые когда-то любили друг друга. Я очень сочувствую вам, Чарли,очень.

— Да, мы любили друг друга, — подтвердилЧарли. — Я еще никогда в жизни не терял любимого человека, кроме, конечно,родителей. Но ведь мои отец и мать умерли, и я ничего не мог с этим поделать. Иникто не мог. А тут… Впрочем, я думаю, что одно не слишком отличается отдругого. Во всяком случае, ничего поправить я не сумел. Последний год я прожилсловно в трансе. Кэрол… ее зовут Кэрол, ушла от меня девять месяцев назад.Может быть, это глупо, но до самого последнего момента я был блаженно счастлив,я даже не догадывался, не подозревал, что с нами что-то происходит. Должнобыть, я вообще не разбираюсь в людях, иначе бы я почувствовал, что нужно что-топредпринять. Конечно, не очень-то приятно говорить о себе такое, но… — Недоговорив, Чарли грустно улыбнулся и развел руками. Миссис Палмер смотрела нанего с сочувствием.

— Зовите меня Глэдис, — сказала онанеожиданно. — А я буду звать вас Чарли, хорошо? Кажется, я и без вашегоразрешения стала вас так называть.

Он кивнул, а Глэдис поймала себя на том, что относится кнему как к сыну — как к своему выросшему сыну, который чудом уцелел после тойстрашной катастрофы, в которой он потерял дочь и жену. Чарли нужно быловыговориться, и она готова была слушать его хоть до утра.

— Ты слишком суров к себе, Чарли, — продолжалаГлэдис. — Ты далеко не первый и, уж конечно, не последний мужчина, которыйдумал, что все просто отлично, и вдруг обнаружил, что ошибается. И все же этобыл действительно страшный удар… в том числе и удар по самолюбию.

Глэдис было нелегко решиться заговорить с ним об этом, но ейпочему-то казалось, что Чарли вполне способен понять то, что она собиралась емусказать. Он страдал не только и не столько из-за того, что потерял любимогочеловека, но и из-за уязвленного самолюбия. Именно гордость не давала емузабыть о том, как с ним обошлись.

— Возможно, мои слова покажутся тебе слишком жестокими,Чарли, но мне кажется, что ты переживешь свою потерю. В твоем возрасте этонеизбежно. Конечно, ты можешь переживать и мучиться до конца своей жизни, но яне думаю, чтобы это было правильно. Я знаю, на это потребуется время, многовремени, но в конце концов ты снова начнешь смотреть на мир вокруг себя синтересом и радостью. Со мной это в конце концов произошло, а ведь я намногостарше тебя. Да-да, — добавила она, перехватив недоверчивый взгляд Чарли. —После того как Джимми, Кэтлин и Пегги погибли, я могла запереться в доме ипохоронить себя заживо. Я могла сидеть в четырех стенах, ожидая смерти, и,когда умер Роланд, я готова была именно так и поступить. Что меня спасло? Этогоя ДО сих пор не знаю. Просто я подумала, что это ничего не изменит и никому непринесет пользы. Я отлично понимала, что жить мне осталось совсем немного, имне казалось, что не стоит пускать эти годы псу под хвост. Они умерли, но ведья-то еще жива! Нет, конечно, я их не забыла — я плачу, когда мне становитсясовсем одиноко. Каждый день, каждый час, каждую минуту я думаю о ком-нибудь изних, и иногда меня охватывает такая тоска, что хоть головой в петлю, но, каквидишь, я еще жива и умирать пока не собираюсь. Я чувствую, что должна житьдальше, жить за всех них, потому что иначе чего же стоит моя жизнь? Я не хочу,чтобы время, которое отпущено мне судьбой, оказалось потрачено впустую. Учеловека нет на это никакого права. Мы можем скорбеть об ушедших, можемоплакивать их, можем даже носить траур, но хоронить себя заживо мы не имеемправа. На мой взгляд, это просто непозволительная роскошь, если не сказать —глупость.