Дикарь и лебедь - Элла Филдс

предложили добавку, и отказаться я не смогла – Бейшел недовольно свела брови.

– Эта слова «нет» не слышит, – с веселой усмешкой сказал Харро – судя по всему, ее муж.

– Что вы здесь делаете? – спросила Финки. – Ваше место в книжках, в сказках, которые рассказывают на ночь.

В ответ на это я выгнула бровь:

– Я не настолько стара.

Финки захихикала, но Бейшел пояснила:

– Черных лебедей не видели много лет, и считалось, что в вашем роду они вымерли.

Я кивнула:

– Знаю. – Не находя других слов, я пожала плечами и слабо рассмеялась: – Что ж, вот она я. Новый экземпляр.

– Да еще и в когтях у короля, – досадливо сказал Харро, а его кустистые брови сошлись над шоколадными глазами-бусинами. – Таки как вас сюда занесло?

– Он меня похитил, – просто ответила я, ибо это было правдой, и выгораживать Дейда Волькана мне хотелось меньше всего на свете.

На минуту все замолчали – слышны были лишь птичьи трели и шум моря, бившегося о скалы где-то вдали.

– Но ведь вы сейчас не в Цитадели. Можете в любой момент улететь домой.

– Не болтай глупостей. – Бейшел сердито воззрилась на мужа. – Король волков будет искать ее и не отступится, пока она жива. – Она оглянулась на меня, в ее глазах сверкнуло понимание. – Нет, она именно там, где и должна быть.

Я улыбнулась и отпила чай.

16

Дейд

Сраное чаепитие.

То зудящее чувство возникло у меня, когда я летел над южными пашнями Вордана. Я приземлился на пастбище, чем перепугал животных, и перекинулся, чтобы переместиться, – так будет быстрее, – поскольку чувство не отступало.

Очутившись в Цитадели, я сразу же понял, что что-то не так, поэтому вытряс из Клыка правду, чуть не оторвав ему голову. А она вот где…

Восседает среди треклятых мухоморов и цветочков и чаевничает с эльфами.

Клык чуть не намочил штаны, когда я появился перед ним на террасе после того, как убедился, что в покоях Опал пусто, а запах ее ведет наружу.

– Где она? – прорычал я.

Выругавшись, он сел прямо, поскольку до того сладко дремал, привалившись к колонне.

– Решила прогуляться по лабиринту.

– И ты просто взял и отпустил ее? – Я злобно воззрился на него: – Одну?

– Я уверен, что они ее не обидят.

Я с рыком переместился в лабиринт, но обнаружил лишь, что запах ее тянется в небо, к лесам за лабиринтом, а потом внезапно пропадает. Я приземлился и снова взял след – тот уходил в сторону чащи.

Когда я увидел ее, у меня подвело живот от волнения – весьма непривычное чувство. Она улыбалась и как ни в чем не бывало попивала чай, будто только что не увернулась от смертельной опасности. В траве толпились зачарованно глазеющие на нее эльфы – один даже устроился у нее на колене.

– Мой король. – Кто-то из эльфов наконец-то заметил меня, стоящего у дерева, а моя лебедь… О да, в ее глазах промелькнула паника – она опустила чашку размером с ноготь и, хлопнув ресницами, посмотрела на меня.

Я склонил голову вбок, изучая ее. Что ты задумала?

Опал отвела глаза, сняла крошечное существо со своей коленки и опустила его в траву.

– Благодарю за чай, – сказала она Бейшел, взгляд которой метался от Опал ко мне и обратно. Опал осторожно поставила чашку на поднос. – Такого вкусного чая я никогда не пила.

Бейшел просияла, тут же забыла о моем присутствии и почтительно присела.

– Прошу, приходите еще.

– С удовольствием.

Я сдержал возглас раздражения, шагнул к Опал и схватил ее за локоть. Эльфы это отметили, но мудро воздержались от комментариев и шмыгнули обратно по домишкам, а я переместил нас с лебедью в ее покои.

Как только мы там оказались – даже тень от нашего прибытия не успела раствориться в воздухе, – Опал резко развернулась ко мне:

– Это было очень грубо.

– Грубо? – Я пинком закрыл дверь. Ее слова озадачили меня, едва ли не насмешили.

– Ты просто… просто, – тяжко вздохнув, лебедь всплеснула руками, – утащил меня, а сам их даже не поприветствовал.

– На кой ляд эльфам мои приветствия?

Ее глаза – золотистые самоцветы – расширились, она уставилась на меня:

– Ты что, с ними даже не знаком?

– А что мне с таких знакомств? – Я перевел взгляд на книжные полки, утомленный этим разговором. – Они – маленький народец, и пользы от них для меня никакой.

От злости у нее вспыхнули глаза, и я внезапно онемел от их блеска, от того, как зарделись ее высокие скулы. Ее губы – безупречный розовый бантик – приоткрылись, но тут же сомкнулись. Я не мог отвести от нее глаз, наблюдая, как гнев тает и сменяется обманчивым спокойствием.

– Зачем? – наконец спросила она.

Я с трудом заставил себя моргнуть – быстро, не отрывая от нее взгляда.

– Что «зачем»?

– Зачем я тебе здесь? Какая тебе польза от меня, особенно если учесть, что предсказали звезды?

Опал все-таки задала этот вопрос, задала его в лоб – следовало догадаться, что рано или поздно она наберется для этого смелости. Более того, наблюдать за тем, как она растет над собой, как приспосабливается к постоянно меняющемуся окружению и адаптируется к происходящему – и в то же время хранит надежду перенаправить ход событий в свою пользу… было поразительно и увлекательно.

Я выставил одну ногу вперед – от моих кожаных доспехов все еще несло кровью и страхом – и отметил, что ее сердце застучало чаще, румянец стал ярче, все тело напряглось.

Но ее глаза – ее взгляд не дрогнул.

Да, Опал была изнеженной принцессой, но она стремилась познать мир вокруг, отыскать то, на поиски чего прочим недоставало времени. Она пробудила во мне интерес и любопытство, которых я никогда прежде не испытывал. То, что предрекли звезды, случилось бы даже без их участия.

Опал не сдвинулась с места, хотя благоразумная часть ее – та, что воспринимала меня исключительно как свирепого хищника, – очень этого хотела. Ее запах проник в меня, заполнил легкие, и я издал глухой стон – голова закружилась, кровь нагрелась и забурлила от желания.

Я поддел ее нежный подбородок – пальцы все еще были в засохшей крови. Она прикрыла глаза, а я наклонился к ней.

– Затем, моя непоседливая лебедь, что самых достойных противников я предпочитаю держать в поле зрения, – прошептал я, нежно коснувшись носом ее щеки. Ее глаза распахнулись. – У себя под носом.

Я отпрянул, она резко вздохнула – напряжение между нами натянулось до предела. Я силой воли заставил себя отойти к двери.

– Постой, – хрипло сказала она.

Глаза мои на миг закрылись, я оглянулся.

Опал заломила руки, ее плечи поникли, смелый порыв угас. Она отвернулась к окну.

– Забудь.

Казалось бы, ее терзания должны были обрадовать меня, но случилось обратное: то незнакомое чувство в животе усилилось и переползло в сердце.

* * *

– Можешь просто взять ее силой, – подкинул идею Тесак и, откусив большой кусок от глянцевитого красного яблока, улыбнулся набитым ртом. – Мы ведь все-таки дикари.

Одна лишь мысль о том, что она будет сопротивляться и рыдать подо мной, как женщины, которых мои воины насиловали во время нападений, вызвала у меня отвращение.

– Нет, – рявкнул я. – Мы, может, и дикари, но не воры. – Тесак вопросительно поднял бровь, понимая, насколько лицемерно это звучит. Мне было все равно. Он знал. Он был там, когда я весьма доходчиво объяснил парням, что впредь такого не потерплю. – Только паразиты тащат то, что им не предлагают добровольно.

Тесак кивнул и вгрызся в яблоко.

– Тогда вино. Она точно забудет, как презирает тебя, когда в ее мягком животике заплещется глоточек-другой.

Я свирепо оскалился, а он захохотал, показал мне средний палец и, поклонившись, вышел из зала для военных советов.

Мы с Клыком остались наедине. Они с Тесаком задержались после совета с дядей на тему обманного маневра, который люди подстроили нам в бухте. Похоже, золото действительно покинуло наши края, но ни желания, ни необходимости охотиться за ним и дальше у нас не было.

Пускай людишки торгуются.

Никто не придет к ним на помощь, сколько бы золота они ни скопили и ни продали. Государства за морем явно понимали, что вступать в войну, которая их не касается, – это самоубийство.

Они примут золото Эррина, надают королевству пустых обещаний, наврут с три короба – что так свойственно людям, – а мы тем временем продолжим делать свое дело. Мы уже близки к цели. Осталась только королева – и верные ей придворные, от которых нужно будет избавиться, когда мы присоединим их земли к своим.