Сталинградский гусь - Валерий Дмитриевич Поволяев

Сержант Моргуненко служил в 357-м полку инструктором-собаководом, подорвался на марше, когда на бэтээрах шли по Дехсабской долине. Колонна их насчитывала двадцать две машины, Моргуненко шел на двенадцатой вместе с собакой; одиннадцать машин проследовали нормально, а двенадцатая подорвалась на «итальянке» – хитроумной мине итальянского производства, которую не берут ни электроника, ни приборы, реагирующие на массу, ее может обнаружить лишь опытная собака: итальянки отлиты из пластмассы – все у них пластмассовое, даже болты и гайки, только бок взрывателя изготовлен из металла.

Мины имеют счетчики. Счетчик той злополучной итальянки был поставлен на число 12, под двенадцатой машиной послушная мина и взорвалась, подняла ее в воздух.

Народ горохом посыпался с бэтээра, запасное колесо, привязанное автоматными ремнями к башенке машины, оборвало ремни и унеслось чуть ли не за тридцать метров от места подрыва. Убитых не было, но пострадали все, в том числе и Моргуненко: у кого-то нос оказался свернутым набок, у кого-то сломана ключица… Каждый получил свое.

Так два сержанта Гужаев и Моргуненко оказались в госпитале в одно время и в одной палате. Койки их стояли рядом.

Гужаева, как бывшего пограничника, должны были отправить на Большую землю, и он уже планировал помахать в иллюминатор рыжим афганским горам, но начальство из разведотдела отстояло его: опытный сержант с хорошей боевой подготовкой был очень нужен здесь, и Игорь лишь готовно притиснул пальцы к борту выгоревшей панамки – здесь так здесь. Здесь лучше, чем в пограничном госпитале подмосковного городка Голицыно, здесь все известно, знакомо, а в Голицыно все придется осваивать заново.

В госпитале было много молодых сестричек, – особенно там, где лежали ребята с тяжелыми ранениями, они часто присаживались на койки, разговаривали, шутили, рассказывали им что-нибудь сочувственными и нежными голосами.

Среди сестер рядовых почти не было, – были сержанты и ефрейторы, младшие сержанты, Гужаев вместе со своим новым корешом присмотрели себе Галю Клевцову, синеглазую девушку из города Новокузнецка, одну на двоих, и так вдвоем за ней и ухаживали.

Как известно из литературы, – из жизни, впрочем, тоже, – из таких треугольников ничего путного не получалось, – не получилось и у двух Игорей. Исключением из правил они не стали.

Вылечившись, оба сержанта разбежались по своим частям: Моргуненко в десантный 357-й полк, Гужаев в мото-маневренную группу, работавшую на отдел разведки армии, и больше не виделись. Как-то Гужаев краем уха зацепил в одном разговоре недобрую новость, что тезка его погиб в бою под Шиндантом, из другого разговора узнал – не погиб, а ранен, из третьего почерпнул совсем иное: не погиб он, а попал в плен…

И вот он видит Моргуненко живым и здоровым, непокалеченным, при двух руках и двух ногах, в зеленом исламском тюрбане, украшенном обрывком лисьего хвоста, – такие тюрбаны, как слышал Игорь, считались у душманов наградными, в узких, защитного цвета, штанах и длинной выгоревшей рубахе, очень широкой в распахе…

Под такую рубаху можно спрятать не только автомат с боезапасом, а целое артиллерийское орудие вместе с колесами, станиной и двумя ящиками снарядов.

Неужели это Игорь Моргуненко? На лице Гужаева сами по себе набухли и отвердели желваки – ну будто невидимый боксер нанес ему удар. Он не верил тому, что видел, сжал глаза, словно собирался заглянуть в прицел винтовки…

У каждого человека есть свои опознавательные метки, оставленные временем. Была такая метка и у Игоря Моргуненко. Справа, под скулой, у него белела скобка шрама, заработанного еще в детстве.

Есть ли у этого рыночного сторожа такая метка? Ждать пришлось недолго: люди, охранявшие Гулябшу, крутили головами довольно проворно, – то в одну сторону поворачивали бестолковки, то в другую, полосовали глазами базар, стараясь не упустить ни одного человека, появляющегося в поле их зрения. Вот стала видна правая щека охранника, к которому присматривался Гужаев. На загорелой до густой коричневы коже виднелась белая скобка шрама….

Та-ак. Теперь понятно окончательно: Игорь Моргуненко не погиб, он жив. Жи-ив… Радоваться этому обстоятельству или печалиться, Игорь пока не знал.

В этот непростой момент Игорь сделал зевок – не заметил, как сзади к нему подошли двое в светлой полицейской форме. Один, офицер, был вооружен пистолетом, засунутым в новенькую, сшитую из толстой черной кожи кобуру, – к слову, предусмотрительно расстегнутую, опытный был господин, – у второго из-под мышки выглядывал ствол укороченного автомата.

Офицер аккуратно тронул Игоря за плечо кончиками пальцев. Слишком поздно засек полицейских Игорь, любое неосторожное движение сейчас могло сработать против него.

– Ты откуда, парень? – спросил офицер.

– Из Кабула, господин начальник.

– Из Кабула? Чего здесь делаешь?

– Привез коммерческий груз. К завтрашнему утру загружусь и уйду обратно.

– Шофер, значит?

– Шофер, – подтвердил Игорь.

– Документы есть?

– Есть, господин начальник.

– Предъяви!

Гужаев залез под комбинезон, в карман рубахи, нащупал свернутый вчетверо листок бумаги, выданный ему в Афсовтрансе, протянул офицеру. Проверил себя – дрожат пальцы или нет? Пальцы не дрожали.

Офицер развернул листок, внимательно прочитал, повертел в руках, недоверчиво глянул на свет, снова повертел – он тянул время. Неужели за что-то зацепился, а вот за что именно, Гужаев не знал и знать не мог.

– Паспорт есть?

– Вы же знаете, господин начальник, паспорта в Кабуле выдают неохотно… Но у меня паспорт есть. – В голосе Игоря появились хвастливые нотки. Он достал из кармана потрепанный паспорт с потрескавшейся фотокарточкой и водяным размывом, отпечатавшимся внизу – это был след передряги, в которую попал владелец документа. Протянул офицеру. – Вот.

Паспорт был подлинный, и фотография Игоря была вклеена в него очень искусно, и состарена она тоже умело – не придерешься.

Офицер осмотрел паспорт, полистал его странички, помял пальцами бумагу, потом призывно махнул кому-то рукой. Через мгновение Игорь понял, кому он подал знак.

Один из двойки душманов, охранявших Гулябшу, – видимо, старший, – поднял руку ответно, – сигнал, мол, принял. В тот же миг, двое охранников, страховавших конвой Гулябши, снялись с места и нырнули в базарную толпу.

Одним из этой двойки был Моргуненко. Игорь ощутил, как что-то стиснуло его под мышками, будто на тренировке сильный соперник взял его в захват, сжал больно. Перед глазами даже мелкие темные блохи запрыгали, вот ведь как, – встреча с Моргуненко могла закончиться плохо.

Он всосал сквозь зубы воздух, задержал его в себе. Болевой обжим исчез. На смену ему пришел острекающий холод, быстро распространился по телу, сковал ноги, – сейчас он и шага не сумеет сделать, не то, чтобы убежать, с досадою стиснул зубы.

Несколько минут прошло, прежде чем он подробно разглядел бывшего сержанта Моргуненко, тот с трудом разрезал своим телом толпу, раздвигал руками торгующихся людей, на кого-то грозно цыкал, одного тощего пацаненка вообще приподнял и переставил на другое место, чтобы не мешал… За время, проведенное после госпиталя, – год с лишним, – он растерял свой вес, словно бы высох, в ту же пору немного