Бездна между нами - Тахира Мафи

И поднял взгляд. Посмотрел мне прямо в глаза.

Я ничего не сказала. Потому что забыла, как это – произносить слова. Но Оушен, наверно, прочел ответ в моих глазах. Он еле слышно выдохнул, еще раз взглянул на мои губы. Попятился. Схватил сумку.

И исчез.

Я стояла и думала: я вообще в себя когда-нибудь приду?

На тренировке ни один элемент не получился.

Я забыла простейшие движения. Только одно помнила: мы соприкоснулись случайно – и к чему это привело? А если бы мы соприкоснулись намеренно? Голова бы моя точно лопнула. Я твердила себе: сердце еще пригодится, незачем ему разбиваться. Что из этого получится, неизвестно; к чему мы так придем – скрыто и от нас, и вообще ото всех. Мы тонем, положительно тонем в море, на небе ни звезд, ни луны. Куда плыть, как спасаться, что делать?

Иными словами, я утратила над собой контроль.

Одна мысль осталась, одно желание – целоваться с Оушеном. Раньше я никогда не целовалась. Правда, нашелся смельчак, рискнул чмокнуть меня в щеку. Было не то чтобы противно, а просто ужас до чего неловко. До сих пор при одном воспоминании передергивает. Короче, хотеть-то я хотела, а вот с воплощением на практике точно возникли бы проблемы.

Навид – тот со многими девчонками целовался. Не знаю, что еще он делал, не спрашивала. Наоборот, неоднократно приказывала заткнуться. Почему-то моего брата хлебом не корми – дай пооткровенничать на эту тему. Полагаю, родителям про его похождения известно; уверена, они предпочитают демонстрировать полную неосведомленность. Так ведь легче. А вот если бы папа с мамой узнали, что я, их девочка, только размечталась о поцелуях, их бы разом удар хватил. Однако это не могло остановить полет моей фантазии.

Более того: в мечтах я не видела ничего предосудительного. Другое дело – я была уверена, что от реальных поцелуев аппетит только разыгрался бы.

Внезапно Навид метнул в меня бутылку из-под воды.

– Ширин, ты не заболела? Что-то ты неважно выглядишь.

Я действительно чувствовала себя неважно. Как при высокой температуре. Ей, конечно, взяться было неоткуда, но щеки положительно горели. Да и все тело. Хотелось забраться в постель, спрятаться под одеялом.

– Да, мне что-то нехорошо. Можно, я пораньше уйду? Я прямо домой…

Брат шагнул ко мне, поднял бутылку. Потрогал мой лоб. Округлил глаза.

– Я тебя отвезу, Ширин.

– Серьезно?

– По-твоему, я урод моральный? Отпущу родную сестру пешком до дома топать с температурой?

– Нет у меня температуры.

– Есть, – отрезал Навид.

Он не ошибся. Домой мы с ним приехали рано, до возвращения родителей. Навид отправил меня в постель, принес воды, дал лекарство, подоткнул одеяло. Больной я себя не чувствовала – просто ощущения были принципиально новые, неописуемые. Действительно, странно: температура под сорок, а ни головной боли, ни кашля, ни тошноты. Вообще никаких подозрительных симптомов, только необъяснимый жар.

От лекарства я заснула.

Проснулась в полной темноте. Не сразу сообразила, где нахожусь. Нащупала бутылку с водой, оставленную братом. Выпила всю воду, прижалась пылающей щекой к прохладной стене. Что со мной? Что случилось? Взгляд упал на сотовый телефон. Пять непрочитанных сообщений.

Первые два получены шесть часов назад.

Привет

Как тренировка?

Еще три отправлены десять минут назад. А времени – два часа ночи.

Ты, наверно, спишь

Но если нет – позвони мне, пожалуйста.

(Извини, что транжирю твой запас смс)

Я не была уверена, что в состоянии говорить по телефону, но решила на этой мысли не заостряться. Укрылась одеялом с головой и набрала номер Оушена. Не хватало, чтобы родители услышали мой голос, хоть и приглушенный. Объясняй им тогда, почему тратишь минуты сотовой связи на ночной разговор, да еще и с парнем.

Оушен ответил после первого гудка. Отслеживал телефон, схватил его, едва экранчик загорелся? Тоже боялся, что мать застукает?

Но «привет» он произнес в полный голос, как человек самостоятельный. Похоже, только за мной одной круглосуточный родительский надзор.

– Привет, – прошептала я. – А я под одеялом прячусь.

Он рассмеялся.

– Прячешься? Почему?

– Мои все спят, не хочу их будить. Вдобавок мне влетит, если родители узнают. Мало того что ночью не сплю, так еще и деньги трачу.

– Извини, – сказал Оушен. Впрочем, в голосе никаких извиняющихся ноток я не уловила.

– У меня температура, Оушен. Я как из школы пришла – сразу в постель. Только что проснулась, увидела твои сообщения.

– Температура? Ты заболела? Что с тобой? – заволновался Оушен.

– Пока неизвестно.

– Но сейчас тебе лучше?

– Голова побаливает, а так ничего. – Он не отвечал, и я уточнила: – Ты слушаешь?

– Да, конечно. Я как-то внимания не обратил, а вот ты сказала про температуру – и я понял: мне тоже не по себе.

– Серьезно?

– Да. Я просто…

Меня опять бросило в жар. Лоб запылал.

– Давай поговорим, Ширин? – Его голос немного дрожал. – Ты меня избегаешь, я не понимаю почему, и если мы это не обсудим, я… я не знаю…

– Что не обсудим?

– Наши отношения. – Оушен будто задохнулся. – Господи, что же еще! Есть ты, есть я. Есть мы. У меня, чтобы ты знала, при тебе мысли путаются. – Он помолчал и добавил: – Мне крышу снесло.

Мои мысли тоже поплыли, а сердце пустилось вскачь. Дыхание перехватило. Все тело парализовало.

Ох как хотелось ответить! Только слова не шли на ум. Вдобавок я сильно сомневалась, что нужно их подбирать, произносить с определенной интонацией – короче, заморачиваться. Я бы так и молчала до утра, однако Оушену, видно, ждать было невмочь.

– Скажи, Ширин, – это только со мной происходит? Насчет тебя я нафантазировал, да?

Он застал меня врасплох. Не думала, что Оушен окажется таким храбрым. Что откроется весь, до самой сердцевины. Что своей внезапной уязвимостью даст понять: никаких недомолвок. Никакого кокетства. Вот он, вот его сердце, отданное во власть всех стихий. Как к нему за такое не проникнуться?

Я прониклась.

И здорово испугалась.

До меня стало доходить: жар – прямое следствие утреннего случая в классе, логическое продолжение истории с Оушеном – ведь чем дальше он говорил, тем сильнее меня лихорадило. Голова уже просто плыла, раскаленный мозг испарялся.

Я закрыла глаза. Прошептала: