Адвокатский калейдоскоп - Константин Евгеньевич Ривкин

на представленное в суд апелляционной инстанции решение адвокатской палаты, которым статус адвоката прекращен в связи с установленными в его действиях нарушениями законодательства об адвокатуре и адвокатской деятельности и ненадлежащим исполнением своих обязанностей перед доверителем Т., выразившимися в том, что адвокат в отсутствие заключенного в установленном порядке соглашения прибыл в следственный отдел и, не имея установленных законом оснований, приступил к защите в стадии предварительного расследования Т.

При таких обстоятельствах судебная коллегия пришла к выводу, «что в ходе предварительного расследования подозреваемый, а впоследствии и обвиняемый Т. квалифицированной юридической помощи адвоката (защитника) фактически был лишен, следовательно, предварительное расследование, включая все следственные действия и предъявление обвинения, было проведено с нарушениями уголовно-процессуального закона, без защитника, участие которого в соответствии с уголовно-процессуальным законом являлось обязательным. Таким образом нарушено право Т. на защиту, что в соответствии с п. 4 ч. 2 ст. 389.17 УПК РФ влечет безусловную отмену состоявшегося судебного решения».

К сожалению, в настоящее время подобное реагирование происходит довольно редко, и органам адвокатского самоуправления приходится рассчитывать только на себя в деле избавления от несоблюдению порядка работы адвокатов по назначению и злостных его нарушителей.

Опубликовано на сайте

Адвокатской палаты города Москвы

в 2023 году

Наступательность как средство защиты

Прошли те времена, когда основным средством в работе адвоката-защитника являлось ходатайство и ему приходилось лишь надеяться на чудодейственную силу предписаний Нагорной проповеди: «Просите, и дано будет вам, ибо всякий просящий получает». Однако оппонирующие ходатаю обладатели карающего меча Юстиции, видимо, все как один были неверующими, и поэтому законодатель вооружил защитников куда более солидным арсеналом, а именно — предоставил право собирать и представлять доказательства, необходимые для оказания юридической помощи, что теперь прописано в п. 2 ч. 1 ст. 53 УПК РФ, отсылающей в свою очередь к перечню конкретных действий, перечисленных в ч. 3 ст. 86.

Конечно, хотелось бы более подробной юридико-технической проработки в законе полномочий защитника по сбору доказательств, но главная проблема видится даже не в этом. Сейчас, когда любые жесткие законодательные императивы в пользу стороны защиты агрессивно саботируются судебно-прокурорско-следственными органами (достаточно вспомнить апробацию недавних «президентских» дополнений ч. 1.1 ст. 108 УПК), необходима не только глубокая научная проработка процессуальных основ деятельности адвоката, но и активнейшее отстаивание всем адвокатским сообществом своих законных прав перед лицом недобросовестных апологетов обвинительного уклона и всяческого ущемления возможностей по представлению интересов наших подзащитных.

Именно такие мысли пришли в голову автору этих строк после ознакомления со статьей адвоката, доктора юридических наук А. Давлетова в «АГ», 2011, № 2. И хотя материал содержит некоторые весьма полезные в прикладном плане рекомендации, все же отдельные утверждения коллеги вызывают сомнения и дают повод для дискуссии.

Прежде всего, даже разделяя в целом высказанное сожаление по поводу недостаточной регламентации прав защитника, мы призываем отвергнуть базовый посыл, по сути обрекающий нас на безоговорочную капитуляцию: «…право на собирание всех доказательств, предусмотренных ч. 2 ст. 74 УПК РФ, принадлежит органам уголовного процесса, но никак не адвокату-защитнику».

Здесь мне невольно вспомнился недавний случай из собственной практики, когда в ходе предварительного расследования следователи и активно поддерживавшие их «надзирающие» прокуроры в отказах в удовлетворении ходатайств о приобщении важных для установления истины документов разъясняли защитникам, что те по закону вообще не имеют права собирать доказательства. А когда дело поступило в суд, государственный обвинитель потребовал от председательствующего отказать адвокатам в направлении судебного запроса в отношении аналогичных доказательств, поскольку защитники и сами правомочны это сделать, но от своей работы уклоняются.

Не секрет, что под противодействие защите подводится обстоятельная теоретическая база, причем избираемые ее разработчиками аргументы порой вызывают по меньшей мере удивление. Например, в «Комментарии к УПК РФ» под редакцией А.И. Бастрыкина касательно сведений, содержащихся в адвокатском опросе, заведомо констатируется, что они получены без предусмотренных уголовно-процессуальным законом (?!) гарантий их доброкачественности (М., 2008. С. 231). А в монографии Ю.П. Гармаева под красноречивым названием «Незаконная деятельность адвокатов в уголовном судопроизводстве» (М., 2005. С. 36.) на случай получения адвокатом в порядке ч. 3 ст. 86 УПК от третьих лиц предмета или документа, оправдывающего или смягчающего вину подзащитного, правоприменители заранее предостерегаются: с точки зрения источника получения такой предмет может вызывать обоснованные сомнения, поскольку получен от заинтересованного лица — защитника (здесь и далее выделено нами. — К.Р.).

Конечно, по логике таких авторов, только следователь чист и безгрешен и, конечно, никак не заинтересован в обвинительном исходе дела, а адвокат — это потенциальный «наперсточник». Но разве следует мириться с подобным порочным подходом?

Согласен, что принципы равенства и состязательности сторон носят более чем усеченный характер в реалиях досудебного производства, однако в рамках судебного разбирательства защитник вправе представлять собранные им вещественные доказательства, запрошенные справки и документы, письменные заключения привлеченных специалистов. Ничто не мешает пригласить на процесс свидетелей и специалистов, показания которых суд по закону обязан выслушать и оценить. Разве здесь есть противоречие с ч. 2 ст. 74? На самом деле «восприятие в штыки» всего, что найдено и предоставлено адвокатом, есть не столько проблема нормативной регламентации, сколько проявление правового нигилизма, с которым можно и нужно бороться, если всерьез рассчитывать на успех.

Так, например, что мешает исходя из положений ч. 2 ст. 84 относить как полученные адвокатом документы, так и подготовленные протоколы адвокатских опросов к такому виду доказательств, как «иные документы»? Напоминаю текст данной нормы: «Документы могут содержать сведения, зафиксированные как в письменном, так и в ином виде. К ним могут относиться материалы фото- и киносъемки, аудио- и видеозаписи и иные носители информации, истребованные или представленные в порядке, установленном статьей 86 настоящего Кодекса». Кстати, именно такой подход предлагается и в одобренных 22 апреля 2004 г. Федеральной палатой адвокатов соответствующих «Методических рекомендациях по реализации прав адвоката».

Конечно, необходимое обоснование должно доводиться до суда (следователя, дознавателя, прокурора), если хотите — «вдалбливаться» в головы нашим процессуальным противникам. Положительный результат уже есть: одни случаи описаны в специальной литературе, другие попали на страницы «Бюллетеня Верховного суда РФ». Так, Судебная коллегия по уголовным делам ВС РФ, отменяя как незаконный приговор Ставропольского краевого суда,