Адвокатский калейдоскоп - Константин Евгеньевич Ривкин

сослалась в обоснование своего решения на сведения, содержащиеся в протоколе опроса свидетеля адвокатом[46].

Нам известны любопытные примеры и «от обратного». Защита в качестве дополнительных материалов представила в кассационную инстанцию протоколы опроса ряда свидетелей. Судьи их отвергли, мотивируя тем, что «дополнительные материалы не могут быть получены путем производства следственных действий»[47]. И хотя такой вывод несколько парадоксален, но получается, что суд приравнял проведение адвокатского опроса к следственным действиям, которые, как известно, специфичны как раз своей направленностью на поиск, выявление и фиксацию доказательств. В иной ситуации наличие протокола опроса стало причиной вывода адвоката из дела: «Из протокола судебного заседания видно, что адвокат Д., имевший соглашение на защиту К., объявленного в розыск, был допрошен в качестве свидетеля по обстоятельствам, связанным с проведением в его присутствии опроса К. другим адвокатом и представлением затем данных этого опроса суду»[48]. Весьма показательно, что в обоих приведенных случаях, когда возникала необходимость воспрепятствовать в той или иной форме действиям защиты, у судебных инстанций не было никаких претензий к результатам документирования адвокатских опросов.

Стоит ли напоминать, что протокол опроса (впрочем, как и протокол допроса свидетеля) есть источник информации, основное назначение которой по общему правилу — быть основанием для вызова и допроса гражданина в суде. Так следует ли выискивать изъяны в его оформлении, тем более что законодательство к этому документу никаких специальных требований не предъявляет?

На эту тему можно было бы подискутировать, если бы вопрос четко и однозначно уже не был решен Конституционным судом РФ, выбившим оружие из рук тех, кто необоснованно противодействует защитникам. Напомним: «…исходя из процессуальных правомочий лиц, осуществляющих такой опрос, само по себе отсутствие процессуальной регламентации формы проведения опроса и фиксации его результатов не может рассматриваться как нарушение закона и основание для отказа в приобщении результатов к материалам дела»[49].

Здесь же содержится и «лекарство от огорчения» для адвоката А. Давлетова, который усматривает некую ущербность в отсутствии уголовной ответственности лица за сообщение при опросе заведомо ложных сведений. Очевидно, высший орган конституционного контроля более снисходителен к нашему брату, поскольку уже около пяти лет назад вполне внятно разъяснил: «Что касается утверждения об отсутствии в оспариваемой норме предписания о предупреждении лица, опрос которого проводит защитник, об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний и разъяснении ему права не свидетельствовать против себя самого и своих близких родственников, то наделение защитника таким правом означало бы придание — вопреки требованиям Конституции Российской Федерации и уголовно-процессуального законодательства — несвойственной ему процессуальной функции»[50].

В этой связи хочется решительно возразить против некоей панацеи, которую многие теоретики и практики видят в предупреждении тех или иных участников судопроизводства об уголовной ответственности. По нашему глубокому убеждению, здесь в обязательном порядке (помимо случаев, прямо предусмотренных законодательством, например для предъявления ордера) должна действовать презумпция добропорядочности любого лица, независимо от его процессуального статуса. Иными словами — всякое утверждение в публичном процессе должно считаться истинным, пока не доказано обратное.

Вспоминаю, как некоторое время назад мне пришлось в одном из судов США участвовать в судебной процедуре, где основную роль играли мои американские коллеги, хотя нельзя было исключить ситуации, когда судья обратился бы ко мне за разъяснениями. В этой связи я заранее сообщил коллегам, что помимо своего удостоверения могут взять с собой ордер, подтверждающий мои полномочия, а также соответствующую справку из своего адвокатского образования. В ответ я услышал: «Не беспокойтесь. В нашем суде будет достаточно того, что Вы устно сообщите суду, что Вы адвокат и чьи интересы представляете». Комментарии, как говорится, излишни.

Почему в этой связи у многих из нас укоренилась в сознании мысль, что только страх уголовной ответственности гарантирует правдивость показаний и иное правопослушное поведение? Разве закон обязывает следователя, принимающего дело к своему производству, давать подписку об ответственности за фальсификацию доказательств, а судью — за вынесение заведомо неправосудного приговора?

Пора с этим заблуждением массово бороться, в том числе путем отказа от использования многочисленных справок и бумаг, запасаемых в подтверждение банальных порой истин. В противном случае мы дойдем до широкого распространения абсолютно глупой ситуации, которую я наблюдал в одном из московских судов. Председательствующий отказал в приобщении к делу важного для защиты документа, полученного по адвокатскому запросу из коммерческой организации, поскольку (внимание!) подписавший ответ руководитель не был предупрежден об уголовной ответственности!! При этом судья естественно не смог придумать, за что же и для какого круга лиц должна была по его замыслу наступать такая ответственность, но зато твердой рукой отверг не без труда полученное доказательство невиновности.

Именно на такого судейского деятеля рискуют быть похожими те, кто в инструментарий защитника желает включить средства устрашающего воздействия. Еще как-то можно понять мотивацию неугомонного классификатора всех возможных и невозможных прегрешений представителей нашего сообщества Ю. Гармаева, который в разделе своей книги, посвященном праву защитника на привлечение специалиста, пишет: «Только в компетенцию следователя входит удостоверение личности специалиста… предупреждение его об уголовной ответственности по ст. 307 и 308 УК»[51]. Конечно, по своеобразной логике прокурорского работника, лишь у человека в погонах хватает эрудиции, чтобы изучить служебное удостоверение и дипломы, тогда как «заинтересованному» защитнику этого доверить ну никак нельзя!

И посему вдвойне огорчительно, когда представитель адвокатского цеха, явно идя на поводу у недобросовестных работников правоохранительных ведомств, фактически ратует за создание дополнительных и совершенно ненужных препятствий в деятельности защиты. Как еще можно расценить сожаление, что отсутствие в законе ответственности специалиста по ст. 307 УК РФ за дачу заведомо ложного заключения (кстати, это положение сохраняется и в случае подготовки заключения по поручению стороны обвинения) не позволяет ему (заключению) стать полноценным доказательством!

Удивительно, но получается, что автор пренебрегает здесь не только мнением законодателя, который не счел уместным вводить подобные требования, но и позицией таких признанных авторитетов, как Конституционный суд РФ и Верховный суд РФ.

В первом случае мы апеллируем к Определению КС РФ от 21 октября 2008 г. N 514-О-О, в котором сказано: «Согласно части третьей статьи 80 и частям второй и третьей статьи 86 УПК Российской Федерации сторона защиты вправе получить от специалиста заключение и представить его органам расследования и суду для приобщения в качестве доказательства к материалам уголовного дела». Не менее ясно высказался