Дыхание снега и пепла - Диана Гэблдон

когда мы с Роджером наедине. Но даже тогда… — Она увидела, как Йен приподнял бровь, и поспешила объяснить: — Не поэтому. Не из-за него. Просто мы говорим о том, что… было.

Он посмотрел на нее взглядом, в котором смешались сочувствие и интерес. Ему явно хотелось узнать о том, «что было», но он отложил свои вопросы до поры.

— Значит, в лесу, ай? Я понимаю. По крайней мере, когда бодрствую. Когда сплю… — Он снова обратил взор к пустому небу и разгорающимся звездам.

— Тебе страшно, когда опускается темнота? — Она иногда чувствовала это — момент глубокого страха в сумерках, ощущение покинутости и первобытного одиночества в наступающей ночи. Это ощущение иногда не покидало ее даже внутри хижины, когда дверь уже была надежно закрыта на засов.

— Нет, — сказал он, чуть нахмурившись. — А тебе страшно?

— Немного, — сказала она, отмахиваясь от тревоги. — Не все время. Не сейчас. Но расскажи мне, что ты имел в виду про сон в лесу?

Он сел и чуть откинулся назад, задумчиво обхватив руками колено.

— Ай… — начал он медленно. — Иногда я думаю о старых преданиях, о шотландских преданиях. И еще о тех, которые слышал, когда жил с Кайенкехака. Преданиях о… существах, которые приходят к человеку, когда он спит. Чтобы украсть его душу.

— Существах? — несмотря на красоту звезд и тихое спокойствие ночи, по ее спине пробежал холодок. — Каких существах?

Он глубоко вдохнул и выдохнул, сдвинув брови.

— На гэльском их называют «сидхе». Чероки зовут их «нуннахи». У могавков тоже есть для них имена, больше одного. Но когда я услышал, как Едящий Черепах рассказывает про них, я сразу понял, кого он имеет в виду. Это то же самое — старый народец.

— Феи? — спросила она, и скептицизм, видимо, так явно отразился в ее голосе, что он бросил на нее резкий взгляд, в котором скользнуло раздражение.

— Нет. Я знаю, что ты имеешь в виду, — Роджер Мак показывал мне картинки, которые ты рисовала для джема. Крошечные создания вроде стрекоз, одетые в цветочные лепестки… — Он издал странный горловой звук. — Нет. Эти существа… — Он беспомощно махнул крупной ладонью, напряженно глядя в траву.

— Витамины, — сказал он неожиданно и поднял голову.

— Витамины, — повторила она и потерла переносицу. За плечами был долгий день — они прошли пятнадцать или двадцать миль, и усталость, как вода, наполнила ее спину и ноги. Синяки от битвы с бобрами начали ныть.

— Понятно. Йен… ты уверен, что у тебя нет никаких последствий от сотрясения? — Она сказала это довольно спокойно, но, видимо, тревога все же прозвучала в ее голосе, потому что он разочарованно цокнул языком.

— Нет. По крайней мере, я так не думаю. Просто я… Видишь ли, это то же самое. Витамины нельзя увидеть, но ты и тетушка Клэр точно знаете, что они там, и нам с дядей Джейми нужно поверить вам на слово. Со старым народцем то же самое. Неужели ты не можешь просто поверить мне?

— Ну… Я… — Она готова была согласиться, чтобы сохранить мир между ними, но ее вдруг окатило неприятное чувство, внезапное и холодное, как тень от тучи, — она не хотела говорить ничего, что допускало бы существование этих вещей. Только не вслух. И не здесь.

— О, — сказал он, заметив выражение ее лица. — Значит, ты знаешь, о чем я говорю.

— Нет, не знаю, — сказала она. — То есть не могу сказать наверняка. И вообще не думаю, что это хорошая идея — говорить о таких вещах ночью в лесу, за миллион миль от цивилизации. Согласен?

Он чуть улыбнулся и согласно кивнул.

— Ай. Это не совсем то, о чем я хотел сказать. Скорее… — Он сосредоточенно сдвинул брови. — Когда я был ребенком, я иногда просыпался ночью, и я точно знал, где я, понимаешь? Там было окно, — он вытянул руку, — а там, на столе, стоял таз и кувшин с голубой каемкой, а вон там, — он ткнул на лавровый куст, — стояла большая кровать, в которой спали Джанет и Майкл, а у них в ногах пес Джоки, который во сне шумно пукал, и запах горящего торфа от очага… В общем, даже если я просыпался посреди ночи в полной тишине, я точно знал, где я.

Она кивнула, вспоминая собственную комнату в доме на Фури-стрит, — воспоминание было живым, будто видение в стеклянном шаре. Полосатое шерстяное одеяло, от которого чешется подбородок, матрас с отпечатком ее тела по центру, обволакивающий ее, словно огромная теплая ладонь. Ангус, игрушечный шотландский терьер в обшарпанном шотландском берете, с которым она спала, и утешительный гул родительских голосов в гостиной внизу, что смешивался с саксофоном Перри Мейсона. А самое главное, чувство абсолютной защищенности.

Ей пришлось закрыть глаза и дважды сглотнуть, прежде чем она смогла ответить.

— Да, я знаю, что ты имеешь в виду.

— Ай. Что ж. Когда я ушел из дома, нам с дядей Джейми то и дело приходилось спать в вереске, в постоялых дворах и пабах. Я просыпался и не знал, где я, но я знал, что я в Шотландии. И все было в порядке. — Он остановился, закусив нижнюю губу и подбирая нужные слова. — А потом… Разное случилось. Я больше не был в Шотландии, я больше не был… дома. — Он говорил мягко, но в голосе звучала потеря. — Я просыпался, не имея понятия, где я… или даже кто я.

Он низко наклонился, опустив крупные ладони меж бедер и глядя в огонь.

— Но с первого раза, как я разделил ложе с Эмили… Я знал. Я снова знал, кто я такой. — Он посмотрел на Брианну, его глаза были темными, затуманенными потерей. — Моя душа не блуждала неприкаянно, когда я спал — когда я спал с ней.

— А теперь она блуждает? — спросила Бри тихо, подождав пару мгновений.

Он кивнул, не находя слов. Ветер шептал что-то в кронах деревьев над ними. Она попыталась игнорировать этот звук, подсознательно опасаясь, что если прислушается к нему, то услышит слова.

— Йен, — сказала она и легонько коснулась его руки, — Эмили умерла?

С минуту он сидел молча и неподвижно, потом сделал глубокий дрожащий вдох и покачал головой.

— Я так не думаю.

Но в его голосе звучало сомнение, и она увидела, что в лице скользнула тревога.

— Йен, — сказала она мягко, — иди сюда.

Он не пошевелился, но, когда она подобралась поближе и обняла его, он не стал сопротивляться. Она потянула его вниз, настаивая, чтобы он лег с ней рядом, положив голову в ложбинку между плечом и грудью.

Материнский инстинкт, подумала она, подсмеиваясь