Дыхание снега и пепла - Диана Гэблдон

сказал Йен, идеально изобразив английский акцент ее матери, так что Брианна не смогла удержаться от смеха.

— Да, — сказала она, вытирая с подбородка капли виноградного сока. — Именно так!

Он по-прежнему улыбался, но его выражение поменялось — он больше ее не дразнил.

— Брианна, — сказал он мягко со своим типично высокогорным шотландским выговором, от которого ее имя становилось каким-то нездешним и особенно изящным. — Это важно?

Он совсем перестал улыбаться и смотрел ей прямо в глаза с теплотой и серьезностью. Ореховые глаза были единственной красивой чертой в лице Йена Мюррея, но в них светились такая прямота и искренность, что собеседник чувствовал, будто на мгновение заглянул прямо ему в душу. Она и прежде задавалась вопросом, знал ли он об этой своей особенности, но даже если так, сопротивляться ей было сложно.

— Ладно, — сказала она и снова отмахнулась от осы, все еще сердитая, но уже примирившаяся со своим положением. — Но ты должен был мне сказать. Что, даже и сейчас не расскажешь?

Он покачал головой, глядя на виноградину, которую он отрывал от грозди.

— Я не могу, — просто сказал Йен. Он забросил виноградину в рот и повернулся, чтобы открыть мешок, который, как она теперь заметила, подозрительно распирало от содержимого. — Хочешь немного хлеба или сыра, кузина?

— Нет, пойдем. — Она поднялась и отряхнула сухие листья с брюк. — Чем быстрее мы дойдем, тем быстрее вернемся.

Они остановились за час до заката, пока еще было достаточно света, чтобы набрать хвороста. В походном мешке у Йена оказалось два пледа, изрядное количество провизии и кувшин пива — удачный выбор после долгой прогулки в гору.

— О, это хорошая партия, — сказала она с одобрением, принюхиваясь к горлышку кувшина после первого глотка ароматного пива. — Кто его сварил?

— Лиззи. Она научилась паре хитростей у фрау Уте. Еще до того, как… эээ… мфм. — Деликатное шотландское мычание относилось к неприятным обстоятельствам, приведшим к разрыву помолвки Лиззи.

— Ммм. Не очень удачно все сложилось, да?

Она опустила ресницы и по секрету наблюдала за ним, чтобы посмотреть, не скажет ли он чего о Лиззи. Однажды Лиззи и Йен питали друг к другу нежные чувства, но потом он ушел к ирокезам, а когда вернулся, она уже была помолвлена с Манфредом Макгилливреем. Теперь, когда они оба снова были свободны…

Он не придал особого значения ее последней фразе, отстраненно кивнув в ответ, — Йен разводил костер, и все его внимание было сосредоточено на этом процессе. День выдался теплый, и у них в запасе оставался еще час дневного света, но под деревьями уже легли голубые тени — ночь будет прохладная.

— Я пойду посмотрю на ручей, — сообщила она, вытаскивая из кучи всяких полезных вещей, которые Йен извлек из мешка, свернутую бечевку и крючок. — Похоже, прямо за поворотом есть форелевый пруд, мошкара как раз вот-вот поднимется.

— Ай. — Он кивнул, почти не обращая на нее внимания и терпеливо выкладывая кучку мелкого хвороста повыше, перед тем как снова высечь искры кремнем.

Когда она дошла до поворота ручья, она обнаружила, что это был не просто форелевый пруд — это был бобровый пруд. Горбатая насыпь бобровой хатки отражалась в тихой воде, а на другой стороне заводи, явно в процессе уничтожения, мелко тряслись молодые ивы.

Она задвигалась медленнее, с опаской оглядываясь вокруг. Бобры не станут на нее нападать, но они бросятся в воду, если заметят ее, причем не просто с плеском — они в тревоге начнут бить по воде хвостами. Она однажды слышала этот звук — он был оглушительно громким, как очередь пистолетных выстрелов; такой шум точно распугает всякую рыбу на мили вокруг.

Обгрызенные ветки усеивали берег, светлая древесина была обстругана так ровно, будто с ней работал плотник, но это была не свежая работа. Поблизости ничего не было слышно, кроме дыхания ветра в кронах. Бобры были не самыми тихими животными, так что рядом их точно не было.

Поглядывая на противоположный берег, она насадила на крючок кусок сыра, завела его за голову, замахнулась и забросила. Крючок упал на середину пруда с мягким бульком, звук был слишком тихий, чтобы потревожить бобров, — ивы на противоположном берегу продолжали трястись под напором энергичных зубов.

Вечерняя мошка начинала подниматься, как она и сказала Йену. Воздух был мягкий и прохладный, поверхность воды покрылась рябью и поблескивала в свете уходящего солнца, как полотно серого шелка. Маленькие тучки мошкары плыли в неподвижном воздухе под деревьями — добыча для хищных майских мух, веснянок и стрекоз, поднимающихся с водной глади свежевылупившимися и голодными.

Жаль, конечно, что у нее при себе не было спиннинга или блесны, но все равно стоит попробовать. Не одни только веснянки поднимались в воздух в сумерках в поисках еды; прожорливая форель была известна своей готовностью накинуться на любую добычу, что окажется у нее перед носом, — ее отец однажды сумел поймать рыбу на крючок, снабженный в качестве приманки всего только парой его собственных ярких волос.

Это идея! Брианна улыбнулась собственным мыслям и откинула с лица прядь волос, выбившихся из косы. Она медленно потянула бечевку к берегу, но здесь наверняка водилась не только форель, да и сыр был…

Бечевка сильно дернулась, и она дрогнула от удивления. Коряга? Бечевка натянулась, и это движение из глубины прошило ее руку, будто электрический заряд.

Следующие полчаса прошли без особых размышлений, в погоне за добычей в серебристой чешуе. Она вымочила ноги до середины бедра, ее искусали москиты, а плечо и запястье ныли от напряжения, но зато в траве поблескивали три толстых рыбины. Ее переполняло удовлетворение охотника, а в кармане все еще была пара кусочков сыра.

Она как раз заносила руку с бечевкой назад для нового броска, когда вечерняя тишина взорвалась резким писком и фырканьем — и стадо бобров вдруг показалось из своего укрытия на другом берегу и бросилось в воду, как флотилия маленьких и разъяренных мохнатых танков. Она рефлекторно сделала шаг назад, с открытым ртом наблюдая за их приближением.

Потом что-то большое и темное появилось среди деревьев за бобрами, адреналин тут же разошелся по венам, и инстинкт подтолкнул ее к тому, чтобы развернуться и побежать. Она бы тут же исчезла в лесу, если бы не наступила на одну из рыб, которая заскользила под ногой, будто намазанная маслом, и заставила ее потерять равновесие. Брианна смачно упала на спину и из этого положения смогла во всех деталях наблюдать за Ролло, который, преодолев расстояние от деревьев до берега одним длинным низким броском, изобразил в