Авиатор: назад в СССР 11 - Михаил Дорин

будешь? — спросил Швабрин. — Может, помощь нужна?

— Нет, спасибо. С женой я сам разберусь.

Я попрощался с товарищами и вышел из раздевалки. На улице продолжало светить солнце, растапливая огромное количество снега прямо на глазах.

Гурцевич с супругой решили ещё прогуляться, обойдя здание школы испытателей, оставив нас одних. Я несколько секунд смотрел на Веру и не видел в ней и капли недоумения или какого-то раскаяния в случившемся.

— Серёжа, ну что с тобой? Ты после полётов устал? — подошла она ко мне ближе и погладила по щеке.

Она всё ещё держала эти проклятые, но очень красивые розы, подаренные ей Егором Алексеевичем. Причём они явно затмевали мой букет, скрывая его в густоте бутонов.

— Устал, и не только после полётов, — ответил я. — Идём домой.

Пока мы шли по территории ЛИИ, начинать «разбор эпизода» не стоило. Люди ходят, которые знают меня и Веру. Да и слухи пойдут потом нехорошие, если услышит кто разговор.

Мы подошли к «Цаговскому» лесу и я замедлил ход. Здесь можно и поговорить.

— Вера, вот скажи, ты когда стояла на крыльце, кого ждала? — спросил я.

— Серёжа, что за глупый вопрос⁈ Вышла довольная после концерта, а тут ты. К тебе пошла.

— Но перед этим ты приняла подарок господина Егора Алексеевича. Он ещё тебе кисть облобызал.

Вера продолжала на меня с удивлением смотреть, будто я её отчитываю за переход дороги в неположенном месте.

— Дорогой, что в этом такого⁈ Ну, подарил букет и подарил. Он же не замуж меня позвал или ещё куда-то, — сказала жена, поправив бутоны подаренных ей роз.

Причём не моего букета. Издевается надо мной!

— Конечно. Не смущает тебя, что влиятельный человек из Министерства Авиапрома проявляет слишком большое внимание сотруднице, проработавшей менее двух месяцев в конструкторском бюро? — спросил я, указав на букет.

— Ну… Да, он часто у нас бывает. Контролирует работу по нашим проектам. Они у нас на особом контроле в Министерстве.

— Это он тебе так сказал? — спросил я, и Вера утвердительно кивнула. — Такими темпами он тебе и работу в его управлении предложит.

И тут я чуть не свалился в мокрый снег. Вера, услышав моё крайнее предположение, засмущалась. Ай да, сукин сын — Егор Алексеевич! Резкий, как блоха на плешивой собаке!

— Уже предложил, но это прозвучало вскользь. Ты думаешь, надо отказаться?

Египетская богомышь! Она ещё спрашивает.

— Вера, я это скажу сейчас и больше к этому вопросу возвращаться не буду. Готова меня выслушать?

— Да что происходит⁈ Чего ты такой заведённый, как будто мы с ним целовались. Цветы и его внимание ко мне ничего не значат, дорогой. Ты слишком преувеличиваешь. Я тебя люблю, — улыбнулась Вера своей лучезарной улыбкой.

Я постарался поверить, что так она улыбается только мне. Разум подсказывает, что я прав. Значит, и мои следующие слова будут правильными в этой ситуации.

— Любимая моя жена, этот человек хочет разрушить нашу семью. Если ты не прекратишь ему потакать, позволяя проявлять знаки внимания, делать намёки или допускать ухаживания, то это очень быстро случится.

— Сергей, что ты… — начала говорить Вера, но я не дал ей договорить.

— Я говорю, а ты слушаешь. Мне эта вся дребедень с цветами, слюнями на твоей ладони и неожиданной перспективой продвижения по карьерной лестнице, надоела. И ты это должна знать и соответствующие выводы сделать. Поняла? — чуть громче сказал я последнее слово.

Что тут ещё скажешь? Надулась жена, как шарик. Нахохлилась, как воробей. Зафыркала, как ёжик. И всё это продолжалось до самого подъезда.

По пути я заметил, что от большого букета не осталось и стебля. Все раздала цветы, кроме моих. Но обижаться продолжала.

В квартире у нас тоже нормального разговора не вышло.

Дома жена быстро приготовила покушать, и мы с ней поели в полной тишине. Когда пили чай, Вера несколько раз спрашивала, всё ли у меня хорошо на работе, но я отвечал кратко.

После этого я взял с полки книжку и начал читать. Это очень взбесило Веру, поскольку она предложила посмотреть телевизор.

— Сейчас документальный фильм про Савицкую будут показывать, — сказала Вера, но мне это было неинтересно.

— Угу, — ответил я, не отрываясь от книги.

Нет для меня смысла смотреть фильм, который уже когда-то видел. Да и что я не знаю единственную в истории женщину — дважды Героя Советского Союза. Вторую звезду, правда, она ещё не получила, а вот на орбиту уже слетала. Светлана Евгеньевна будет первой женщиной-космонавтом, вышедшей в открытый космос.

Вере не удаётся усидеть на месте. Ходит и ворчит, а я молчу и лежу на диване. Полы скрипят, действуя мне на нервы. Как и томное дыхание супруги. Кажется, вот так и выглядит ссора супругов без рукоприкладства.

— Цветы тебе не такие! Раздала их, так он недоволен, — возмущалась жена, прохаживаясь по залу. — Что ты читаешь?

— Шекспира, дорогая, — ответил я снисходительным тоном.

— «Гамлета»?

— «Отелло». Знаешь, сегодняшняя ситуация меня сподвигла перечитать роман. Поучительная история, — ответил я, и чуть было не заулыбался.

Вера, буквально запрыгала от недовольства. Возмущалась, что в этой трагедии британского писателя всё закончилось трагично.

— Мда… Жаль, что так произошло, — сочувственно сказал я, перелистнув страницу. — Не разобрался, мужик.

— Перестань издеваться! — повысила голос Вера. — Я поняла уже всё, Серёжа. Прости меня. Давай уже, как раньше вечер проведём.

Так, ещё пока рано проявлять милосердие. Вроде говорит жена от всей души, но нужно потерпеть.

— «Слова — всегда слова», — процитировал я одного из героев этой трагедии.

— Серёжа, перестань. Ты у меня самый лучший, любимый, сильный и красивый, — присела рядом со мной Вера, поглаживая по коленке.

— «Ранения не заживают вмиг. Мы действуем умом, а не колдуем», — продолжаю я играть на главном «инструменте» семейных отношений — нервах.

— Забыла сказать, что ты очень добрый и храбрый, — произнесла Вера и нагнулась к моему лицу, приготовившись поцеловать.

Губки сделала бантиком, но я всё равно решил не поддаваться на её лестные слова. Ещё немного потяну. Тем более, в трагедии Шекспира столько гениальных цитат!

— «Двусмысленны и шатки изреченья. Словесность не приносит облегчения».

— Да как ты это делаешь⁈ Я в бешенстве! Ничего между мной и этим самодовольным петухом не было, не могло и быть не