Парфюмер. История одного убийцы - Патрик Зюскинд

На много миль вокруг не было ни людей, ни обычныхтеплокровных животных — только несколько летучих мышей, жуков и гадюк.Десятилетиями никто не поднимался на вершину.

Гренуй достиг горы августовской ночью 1756 года. К рассветудобрался до вершины. Он еще не знал, что его путешествие закончилось. Он думал,что это лишь этап на пути к еще более чистому воздуху и, обшаривая нюхомграндиозную панораму вулканической пустыни, крутился волчком: к востоку, гдерасстилалось широкое плоскогорье Сен-Флур и болотистые берега речки Риу, ксеверу, откуда он пришел, много дней подряд перебираясь через карстовые хребты,к западу, откуда легкий утренний ветер доносил до него лишь запах камня ижестких трав; к югу, наконец, где на многие мили протянулись отрогиПлон-дю-Канталь вплоть до темных пропастей Трюйера.

Везде, во всех направлениях, царило то же безлюдье, нокаждый шаг в любую сторону означал приближение к человеку. Стрелку компасазашкалило, она вертелась по кругу. Ориентиров больше не было. Гренуй достигцели. Но в то же время он попал в ловушку.

Когда взошло солнце, он все еще стоял на том же месте иловил носом ветер. С отчаянным напряжением он пытался определить направление,откуда ему грозила человечина, и противоположное направление, куда емуследовало бы бежать дальше. Отовсюду до него долетали едва уловимые обрывкичеловечьих запахов, приводившие его в ярость. А здесь, где он стоял, не былоничего. Здесь был только покой, спокойствие запахов, если можно так сказать.Кругом царило лишь подобное тихому шороху однородное веяние мертвых камней,серых ползучих растений и сухой травы.

Греную понадобилось очень много времени, чтобы поверить вотсутствие человечьих запахов. Счастье застало его врасплох. Его недовериедолго сопротивлялось благоразумию. Он даже, когда поднялось солнце, призвал напомощь зрение и глазами обследовал горизонт, ища малейший признак человеческогоприсутствия — крышу хижины, дым огня, забор, мост, стадо. Он приставил ладонь кушам и постарался расслышать звон косы, или лай собаки, или плач ребенка. Целыйдень он просидел под палящим солнцем на вершине Плон-дю-Канталь, тщетно ожидаямалейшего знака. Только на закате его недоверие постепенно отступило переднарастающим чувством эйфории: он ушел от ненавистного зловония! Ондействительно остался совершенно один! Он был единственным человеком в мире!

В нем разразилась буря ликования. Как потерпевшийкораблекрушение после многих недель блуждания по морю в экстазе приветствуетпервый обитаемый остров, так Гренуй праздновал свое прибытие на горуодиночества. Он кричал от счастья. Отбросив рюкзак, попону, палку, он топал поземле ногами, вздымал вверх руки, кружился в диком танце, с рычанием выкрикивална все четыре стороны собственное имя, сжимал кулаки, победоносно грозил имивсей лежавшей под ним стране и заходящему солнцу, празднуя свой триумф. Онбесновался как безумный до глубокой ночи.

Следующие несколько дней он потратил на то, чтобыобосноваться на горе — ибо ему было ясно, что он не скоро покинет это дивноеместо. Для начала он поискал нюхом воду и нашел ее в расселине под вершиной,где она тонкой пленкой сбегала по скале. Ее было немного, но если он терпеливолакал ее в течение часа, он утолял свою дневную потребность в жидкости. Онразыскал и пищу, то есть маленьких саламандр и змей, которым отрывал головы ипроглатывал целиком, с кожей и костями. Он заедал их сухим лишайником, итравой, и клюквой. Этот рацион, совершенно немыслимый с обывательской точкизрения, не смущал его ни в малейшей степени. В последние недели и месяцы он ужебольше не питался приготовленной человеком пищей вроде хлеба, и колбасы, исыра, но, ощутив голод, пожирал подряд все съедобное, что попадалось ему подруку. Менее всего он был гурманом. Он вообще не знал никакого наслаждения, кроменаслаждения чистым бестелесным запахом. Он и о комфорте не имел никакогопонятия и удовлетворился бы голым камнем в качестве ложа. Но он нашел кое-чтополучше.

Недалеко от родника он открыл естественную узкую штольню,которая, образуя множество изгибов, вела внутрь горы и метров через тридцатьзаканчивалась завалом. Там, в конце штольни, было так тесно, что плечи Гренуяедва вмещались в проем, и так низко, что стоять он мог, лишь согнувшись. Но онмог сидеть, а если сворачивался клубком, то и лежать. Это полностьюудовлетворяло его потребность в комфорте. Ибо такое место имело неоценимыепреимущества: в конце туннеля даже днем царила непроглядная ночь, стояламертвая тишина, и воздух дышал влажной солоноватой прохладой. Гренуй сразуучуял, что здесь никогда не бывало ни одного живого существа. Когда он завладелэтим местом, его охватило чувство, близкое к священному трепету. Он аккуратнорасстелил на земле свою конскую попону, словно покрывал алтарь, и улегся. Ончувствовал небесное блаженство. Он лежал в самой одинокой горе Франции, впятидесяти метрах под землей, как в собственном гробу. Еще никогда в жизни онне чувствовал себя в такой безопасности — разве что в чреве своей матери. Еслиб даже снаружи сгорел весь мир, здесь он ничего бы не заметил. Он тихозаплакал. Он не знал, кого благодарить за такое непомерное счастье.

В последующее время он выходил наружу только для того, чтобылакать воду из родника, быстро освобождаться от мочи и экскрементов и охотитьсяза ящерицами и змеями. По ночам они ловились легко, потому что забирались подкамни или в мелкие норы, где он находил их по запаху.

В первые недели он еще несколько раз поднимался на вершину,чтобы обшарить нюхом горизонт. Но вскоре это стало больше обременительнойпривычкой, чем необходимостью, потому что он ни разу не почуял ничегоугрожающего. И тогда он прекратил экскурсии; он стремился лишь к тому, чтобы,совершив отправления, необходимые для элементарного выживания, как можно скореевернуться в свой склеп. Ибо здесь, в склепе, он, собственно, и жил. Это значит,что двадцать часов в сутки он в полной темноте и полной тишине сидел на своейпопоне в конце каменного коридора, прислонившись спиной к куче осыпавшейсяпороды, втиснув плечи между скалами, и довольствовался самим собой.

Бывают люди, ищущие одиночества: кающиеся грешники,неудачники, святые или пророки. Они предпочитают удаляться в пустыню, гдепитаются акридами и диким медом. Некоторые даже живут в пещерах и ущельях напустынных островах или сидят — немного кокетничая — в клетках, подвешенных наветвях или укрепленных на столбах. Они делают это ради того, чтобы приблизитьсяк Богу. Одиночество нужно им для умерщвления плоти и покаяния. Они поступаюттаким образом в убеждении, что ведут богоугодную жизнь. Или же они месяцами игодами ждут, что в одиночестве им будет ниспослано божественное откровение,дабы они срочно сообщили о нем людям.

Ничего похожего не происходило с Гренуем. О Боге он не имелни малейшего понятия. Он не каялся и не ждал никакого откровения свыше. Он ушелот людей единственно для собственного удовольствия, лишь для того, чтобы бытьблизко к самому себе. Он купался в собственном, ни на что не отвлекаемомсуществовании и находил это великолепным. Как труп, лежал он в каменном склепе,почти не дыша, почти не слыша ударов своего сердца — и все же жил такойинтенсивной и извращенной жизнью, как никто иной из живущих в мире.