Парфюмер. История одного убийцы - Патрик Зюскинд

Когда он осознал, что потерпел полное поражение, онпрекратил опыты и заболел так, что чуть не умер.

У него начался сильный жар. Который в первые днисопровождался испариной, а потом, когда отказали кожные поры, по всему телупошли бесчисленные нарывы. Эти красные волдыри усыпали его с ног до головы.Некоторые из них лопались и извергали свое водянистое содержимое, чтобы затемвздуться снова. Другие распухали до размеров настоящих фурункулов, набухали,багровели и разверзались, как кратеры, сочась мерзким гноем и источаярасцвеченную желтыми потеками кровь. Вскоре Гренуй стал похож на мученика,продырявленного камнями изнутри и изнемогающего от сотни гноящихся ран.

Бальдини, конечно, встревожился. Ему было бы весьманеприятно потерять своего драгоценного ученика как раз в тот момент, когда онсобрался расширить свою торговлю за пределы города и даже всей страны. И тосказать, не только из провинции, но и из-за границы, от лиц, приближенных кодвору, все чаще поступали заказы на те новомодные ароматы, которые сводили сума Париж; и Бальдини носился с мыслью для удовлетворения этого спроса основатьфилиал в Сент-Антуанском предместье, настоящую маленькую мануфактуру, откудасамые ходовые ароматы, смешанные en gros [2], разлитые впрелестные маленькие флакончики и упакованные прелестными маленькими девочками,будут рассылаться в Голландию, Англию и Германскую империю. Правда, подобнобыло бы не вполне законным для осевшего в Париже ремесленника, но ведь снедавних пор Бальдини пользовался высоким покровительством, каковым он былобязан своим рафинированным духам; покровительствовал Бальдини не толькоИнтендант, но и столь влиятельные особы, как господин Смотритель таможни Парижаили Член королевского финансового кабинета и поощритель экономически процветающихпредприятий г-н Фейдо де Бру. Этот последний даже намекал на возможностьполучения королевской привилегии — лучшее, о чем вообще можно было мечтать:ведь она позволяла обходить все государственные и цеховые препоны, означалаконец всем затруднениям в делах и заботам и вечную гарантию надежного,неуязвимого благосостояния.

А кроме того, был и еще один план, который вынашивалБальдини, его любимая идея, некий антипод проекту мануфактуры в Сент-Антуанскомпредместье, производство товара пусть не массового, но все же доступного влавке для любого и каждого.

Он хотел бы создать персональные духи для избранного числавысокой и высочайшей клиентуры: духи, как сшитые по мерке платья, подходили бытолько к одной особе, только эта особа имела бы право пользоваться ими и даватьим свое светлейшее имя. Он представлял себе духи «Маркиза де Серней»., «Мадаммаркиза де Вийар», «Герцог д'Эгийон» и т.д. Он мечтал о духах «Мадам маркизаПомпадур» и даже о духах «Его Величество Король» в изящном граненом агатовомфлаконе и оправе золотой чеканки, а на внутренней стороне донышка будетвыгравирована скромная подпись: «Джузеппе Бальдини, парфюмер». Королевское имяи его собственное имя на одном и том же предмете.

Вот в какие великолепные высоты воспарила фантазия Бальдини!И вдруг Гренуй заболевает. А ведь Грималь, царство ему небесное, клялся ибожился, что парень никогда не болеет, что ему все нипочем, что даже чернаячума его не берет. А он взял и ни с того ни с сего захворал чуть ли не смертельно.А если он помрет? Ужасно! Тогда с ним вместе погибнут все мечты о мануфактуре,прелестных маленьких девочках, привилегии и духах Короля.

Поэтому Бальдини решил предпринять все возможное дляспасения дорогой жизни своего ученика. Он велел переселить его с нар вмастерской на верхний этаж дома, в чистую постель. Он приказал обтянуть постельдамастином. Он собственноручно помогал заносить наверх узкий топчан, хотя егоневыносимо тошнило при виде волдырей и гноящихся чирьев. Он приказал женеготовить для больного куриный бульон с вином. Он пригласил самого лучшего вквартале врача, некоего Прокопа, которому полагалось платить вперед — двадцатьфранков! — только за согласие на визит.

Доктор пришел, приподнял острыми пальцами простыню, бросилодин-единственный взгляд на тело Гренуя, действительно выглядевшего так, словноего прострелили сто пуль, и покинул комнату, даже не открыв своей сумки,которую неотступно таскал за ним помощник. Случай совершенно ясен, заявил онБальдини. Речь идет о сифилитической разновидности черной оспы с примесьюгнойной кори in stadio ultimo [3]. Лечение бесполезно ужепотому, что нельзя как положено произвести кровопускание: отсос не удержится вразлагающемся теле, похожем скорее на труп, чем на живой организм. И хотяхарактерный для течения этой болезни чумной запах еще не ощущается — что самопо себе удивительно и с научной точки зрения представляет некоторыйкурьез, — нет ни малейшего сомнения в смертельном исходе в течение ближайшихсорока восьми часов. Это столь же несомненно, как то, что его зовут докторПрокоп. Затем он еще раз потребовал гонорар в двадцать франков за нанесенныйвизит и составленный прогноз — из них он обещал вернуть пять франков в случае,если ему отдадут труп с классической симптоматикой для демонстрационныхцелей, — и откланялся.

Бальдини был вне себя. Он вопил и стенал от отчаяния. Вгневе на судьбу он кусал себе пальцы. Опять пошли насмарку все планы очень,очень крупного успеха, а цель была так близка. В свое время ему помешал Пелисьеи слишком уж изобретательные собраться по цеху. А теперь вот этот парень с егонеисчерпаемым запасом новых запахов, этот маленький говнюк, которого нельзяоценить даже на вес золота, вздумал как раз сейчас, когда дело так удачнорасширяется, подцепить сифилитическую оспу и гнойную корь in stadio ultimo!Почему не через два года? Почему не через год? До тех пор его можно было бывычерпать до дна, как серебряный рудник, как золотого осла. И пусть себеспокойно помирает. Так нет же! Он помирает теперь, будь он трижды неладен,помрет через сорок восемь часов!

Какой-то короткий момент Бальдини подумывал о том, чтобыотправиться в паломничество через реку, в Нотр-Дам поставить свечу и вымолить уСвятой Божьей Матери выздоровление для Гренуя. Но потом он отказался от этоймысли, потому что времени было в обрез. Он сбегал за чернилам и бумагой ипрогнал жену из комнаты больного. Он сказал, что подежурит сам. Потом уселся настул у кровати, с листками для записей на коленях и обмакнутым в чернила перомв руке и попытался подвигнуть Гренуя на парфюмерическую исповедь. Пусть он Богаради не молчит, не забирает в могилу сокровища, которые носит в себе! Пусть немолчит. Теперь в последние часы, он должен передать в надежные руки завещание, дабыне лишать потомков лучших ароматов всех времен! Он Бальдини, надежнораспорядится этим завещанием, этим каноном формул всех самых возвышенныхароматов, которые когда-либо существовали на свете, он добьется их процветания.Он доставит имени Гренуя бессмертную славу, он клянется всеми святыми, чтолучший из этих ароматов он положит к ногам самого короля, в агатовом флаконе ичеканном золоте с выгравированным посвящением «От Жан-Батиста Гренуя, парфюмерав Париже». Так говорил или скорее так шептал Бальдини в ухо Греную, неутомимозаклиная, умоляя и льстя.