Легенды Крыма - Никандр Александрович Маркс

он к ней захаживать. Когда орехов, когда чего другого носил.

Уклонялась солдатка от ласки, но и не хотела, чтобы цыган вовсе перестал ходить к ней.

Вертелась, вертелась и забеременела.

– Что будем делать, если солдат вернется? – боялась солдатка.

А цыган хохотал:

– Ребенка под мост – и концы в воду. Чего, дура, робеешь?

И пришло время родить. Мучилась, мучилась солдатка и родила дочечку.

Беленькую, не на цыгана – на солдата похожую.

– Не моя дочь, – верно с кем сблудила.

Толкнул женщину ногой и унес девочку к мосту, привязал к ней камень и швырнул в место поглубже.

И ударили в это время в ночной пасхальный колокол.

Вскрикнуло дитя и замолкло.

– Куда ты девал девочку? – допытывалась солдатка. – Хоть бы покрестили ее, нехристь ты этакий!

– Покрестил сам ее, – хохотал злее прежнего цыган.

Недолго пожила солдатка и померла; все хотела позвать свою дочечку, но не знала, как позвать, потому что не было у нее христианского имени.

Прошло много лет. Из молодого цыган старым стал и таким неприятным, что не дай Бог на ночь встретиться. Не заснешь потом.

В народе дурно говорили о нем. Было много обид всяких. И один парень не стерпел, хватил его молотом по голове, и разлетелись мозги, как искры от наковальни.

А вскоре развалилась и цыганская кузня.

Судили парня и засадили в острог. Но в ночь под Пасху зазевался надзиратель, и убежал парень из острога.

Убежал и спрятался под мост.

Искали – не нашли.

– Убежал, видно, в горы.

Лежит парень под мостом и слышит, как ударил пасхальный колокол.

Перекрестился парень.

– Христос воскресе!

И почудилось ему, будто из тины за мостом кто-то ответил:

– Воистину.

Примолкнул парень, боялся шевельнуться. Стихнул ветер, выглянула из-за туч луна, осветила местность.

И увидел парень, как вместе с туманом поднялась от ручья девушка в белом и потянулась к нему.

– Кузнецова дочь я, имени нет у меня, потому что некрещеной бросили. Мучаюсь я. Похристосуйся со мной, и помру я тогда христианкой. Так сказано мне.

Поднялись у парня волосы дыбом, и бросился он бежать от моста. И сколько времени бежал – не помнил, и куда бежал – не соображал.

Очнулся в острожной больнице, рассказал все, что случилось с ним. Только никто не поверил, а за побег дали ему сто плетей.

Однако, хоть не поверили, все же стали говорить один другому о некрещеной дочери солдатской, и под следующую Пасху никто не пошел через мост.

Разговелся острожный надзиратель и стал хвастать, что пойдет на мост и ничего с ним не случится.

И пошел.

Идет, а у самого сердце бьется. Кто шел позади – поотстал, а впереди собака воет, и пасхальный звон похоронным кажется.

Стал подходить к мосту: не мост, а снежная белизна.

Присмотрелся и видит – красавица стоит, волосы длинные распущены.

Стоит в одной рубахе, дрожит, руки вперед простирает.

– Пошли, говорит, ко мне такого, чтобы еще ни с кем не похристосовался. Похристосуется со мной, помру христианкой, и мать на место в гробу ляжет.

Не слушал дальше надзиратель, убежал к себе в острог и со страха запер сам себя в одиночную.

И с тех пор стало всем известно, что каждый год в пасхальную полночь ищет девушка у моста, чтобы кто-нибудь похристосовался с нею, с первой. И не может найти такого храброго, чтобы не побоялся спасти ее, хотя бы пришлось самому умереть.

Застроился город; кругом моста стали дома. Живут в них новые люди и не знают, что случилось некогда у моста.

Только одна старуха помнит, как рассказывала ей о несчастной солдатской дочке бабка ее и будто бы, рассказывая, добавляла:

– Все же дождалась несчастненькая. Вернулась с чужбины душа солдатская, возвратился старый солдат взглянуть на свои места. Под Пасху, в самую полночь, ступил он на мост.

Бросилась к нему девушка и рассказала все.

Не смутилась душа солдатская. Храбрость с жалостью в ней вместе жили.

– Христос воскресе!

И трижды похристосовался солдат с дочкой солдатской.

И успокоились оба навеки.

Пояснения

Легенда выросла среди русских поселян, которые появились в Старом Крыму в конце XVIII – начале XIX века. Легенду рассказывала местная жительница Матрена Павловна Нич. Ремесло кузнеца в руках цыгана является в Крыму и доселе обычным. Интересно, что с образом цыгана связывается представление как о чем-то злом не только у русских поселян, но и среди татарского населения.

Карадагский звон

Отузская легенда

Капитани Яни лежит у костра, смотрит на гору.

– Как камбала, капитани Яни?

– А, чатра-патра… Плохо, неплохо! Куда идешь?

– В Карадаг. Там, говорят, в сегодняшнюю ночь слышен звон.

– Энас нэ, аллос охи. Один слышит, другой нет.

– Откуда звон? Из Кизильташа?

Капитани Яни отворачивается, что-то шепчет.

– Оттуда, – показывает он на море. – Может быть, даже из Стамбула.

Мы некоторое время молчим, и я смотрю на Карадаг.

Отвесными спадами и пропастями надвинулся Карадаг на берег моря, точно хотел задавить его своей громадой и засыпать тысячью подводных скал и камней.

Как разъяренная, бросается волна к подножью горного великана, белой пеной вздымается на прибрежные скалы и, в бессилии проникнуть в жилище земли, сбегает в морские пучины.

Капитани Яни подбрасывает в костер сушняку и крутит папироску.

Я ложусь на песок рядом с ним.

– А ты сам слышал?

– Когда слышал, когда нет.

Темнеет. Черной дымкой подернулся Отузский залив; черной мантией укрывает Карадаг глубины своих пропастей.

Капитани Яни медленно говорит, вставляя в речь греческие слова, и я слушаю под шум прибоя рассказ старого рыбака.

Слушаю о том, как под Карадагом был некогда город и в залив входили большие корабли из далеких стран.

– Хроня, хроня! Как бежит время.

И как там, где ползет желтый шиповник, был прежде монастырь.

Бедный монастырь, такой бедный, что не на что было купить колоколов.

– Какомири! Какомири! Бедняки были.

Тогда в Судаке жил Стефан – Агиос Стефанос.

И просили монахи святого Стефана помочь им, но был беден Стефан и не мог помочь.

Был беден, но смел, не боялся сказать правду даже знатным и богатым.

Не любили его за это царь и правители и вызвали на суд в ис тин Полин, в Стамбул.

В самую пасхальную ночь увозили его на корабле. Шел корабль мимо Карадага, и вспомнил святой монахов. Вспомнил и стал благословлять монастырь.

А в монастырь к заутрени прибыл из города Анастас-астимос, Анастас-правитель.

Знали и боялись Анастаса на сто верст кругом.

– Фоверос антропос! Никому не давал пощады.

В те времена в стране был