Легенды Крыма - Никандр Александрович Маркс

к Гюль-Беяз, потому что заболел старик и не может помешать повидать ее.

Удивился нищий цыган, когда отдал ему Мустафа Чалаш свой бешмет, а себе взял его отрепье.

– Твои лохмотья теперь дороже золота для меня.

«Настоящая Карасевда. Совсем голову потерял», – подумал цыган.

Надел Мустафа Чалаш цыганскую одежду, взял в руки палку, сгорбился, как старик, и пошел в Козы просить милостыню.

Кто хлеба, кто монету давал. Пришел и к Аджи-Мурату. Лежал больным Аджи-Мурат, и сидела Гюль-Беяз одна на ступеньке у дома. Протянул к ней руку Мустафа Чалаш, и положила ему Гюль-Беяз в руку монету. Не узнала его.

Сжалось сердце, зацарапала Карасевда.

– Мустафу Чалаша забыла?

– Атылан иок гери донмез. Пущенная стрела назад не возвращается, – покачала головой Гюль-Беяз.

– Значит, забыла! – крикнул Мустафа Чалаш и бросился к ней с ножом.

Но успела Гюль-Беяз уклониться и скрылась за дверью.

И пошли с тех пор на суканской дороге разбои. Не было ночи, чтобы не ограбил кого Мустафа Чалаш. Искали его власти; знали, что где-то близко скрывается, и не могли найти.

Потому что нападал Чалаш только на богатых и отдавал награбленное бедным.

И скрывали его тарахташские татары, как могли.

– Все равно скоро сам уйдет в Девлен-дере.

И ушел Мустафа Чалаш в Девлен-дере.

В лохмотьях пришел, один пришел, бросили его товарищи, увидели, что совсем сумасшедшим стал. Уж не ночью только, целые дни разговаривал Чалаш с черной кошкой. Желтым стал, не ел, глаза горели так, что страшно становилось.

Пришел в Девлен-дере и лег под то дерево, где отдыхал, когда бежал из тюрьмы.

Заснула скала под синим небом, хотел заснуть и Чалаш. Не мог только. Жгло что-то в груди, ловили губы воздух, не мог понять, где он.

Три больших дуба подошли к нему, и один больно ударил по голове.

– Затягивай крепче шею, – сердился другой, старый, похожий на Аджи-Мурата.

Толкнул третий из-под ног камень, и повис Мустафа Чалаш в воздухе.

Нашли его отузские еще живым и добили кольями.

– Отузские всегда так, – говорили в Козах и жалели Чалаша.

– Настоящие горцы, настоящие «таты», – хвалили тарахташцев в Кутлаке и Капсихоре.

Вздохнет тарахташец, вспоминая Чалаша.

– Сейчас тихо у нас. Кого убили, кого в тюрьму увели. – И, увидев орла, который парит над Баныташем, опустит голову.

– Были и у нас орлы. Высоко летали. О них еще помнят старики. Не случись Карасевда, Мустафа Чалаш таким бы был.

Пояснения

Карасевда – меланхолия, как последствие безнадежной любви, сумасшествие от любви. Легенду, относимую к самому последнему времени, рассказывал мне судакский мировой судья Михаил Александрович Альянаки. Тарахташ – две смежные деревни, лежат вправо от шоссе из Феодосии в Судак, при спуске в Судакскую долину. Тарахташцы всегда считались отличными джигитами-наездниками, смелыми удальцами, плохо мирящимися с законным порядком. Это они в 1866 году сожгли кизильташского игумена отца Парфения (в недавно устроенном тогда монастыре), а через два года затем – местного лесничего, со строгостями которого не хотели мириться. Среди них в последующее время явился ряд удальцов, нападавших на проезжих купцов и зажиточных людей по дорогам и никогда не трогавших бедняка. В окрестных лесах скрывалось немало тарахташской молодежи, дезертировавшей из войск, когда среди крымских татар была введена воинская повинность. Среди последних был и герой легенды Мустафа Чалаш. Большой старик – отец его – еще жив и избегает говорить о сыне, но фантазия татар окрестных деревень слагает о нем стихи и песни, которые подернули дымкой поэзии личность тарахташского дезертира. Девлен-Дере – Пропалая балка, глубокая лесная балка у козского перевала, вправо от шоссе из Отуз в Судак.

Не там ломится железо, где его пилят – известная татарская пословица: демир егелеген ерден копалмаз. Мугудек – мажара с верхом, покрытым коврами и тканями. Суреки – свадебные палки, к которым прикрепляют ткань над невестой в виде палантина.

Вот как рассказывала мне о татарской свадьбе прежнего времени (1870–1880 гг.) местная помещица Жанна Ивановна Арцеулова. К дому жениха, где собралась вся деревня, подъехал мугудек, запряженный двумя верблюдами; по бокам гарцевали верховые татары с длинными золочеными суреками. От одного сурека к другому был переброшен в виде палантина кусок цветной материи. Навстречу к подъехавшей арбе высыпали из дома гости. Верховые, выкрикивая, требовали выкупа за невесту, грозя, что в противном случае ее не отдадут в дом жениха. Им вынесли по серебряному рублю; тогда арба подъехала к самым дверям хаты, и верховые сбросили с суреков материю, которую ловко подхватил невестин дядя и быстро обвил ею невесту. Получилось что-то вроде куля, который невестин дядя взвалил себе на плечи и потащил в хату. Там невеста была освобождена из мешка женщинами, окружившими ее: одни – с восторгами, другие – с причитаниями. Один из углов комнаты был затянут яркой цветной материей, как занавесью, и за эту занавесь поместили невесту. Скрестив на груди руки и опустив глаза, без всякого движения в лице невеста простояла в своем углу целые часы, пока в соседней комнате шел свадебный пир и пока дядя, подойдя к ней, не объявил, что настала минута идти ей в брачный покой. Чалгиджи – музыканты. Думбало – большой турецкий барабан. Песнь «Слаще меду, тоньше ткани…» – вольный перевод. Тарахташские татары поют: Алчак-кая, Куш-кая, Сарынден-алчак; Эмир Эмирсы бир кызы, помуктан имшак, т. е. Эмир Эмирсы имел дочь, которая была мягче ваты. Свидание с невестой происходит обычно в вечер с четверга на пятницу. Под каким-нибудь благовидным предлогом родители невесты удаляются на это время из хаты, и невеста ждет жениха у своего окна, пейджере. Теперь почти всюду окна застеклены, но прежде они заклеивались бумагой или занавешивались дешевой материей, а вместо рам вставлялась деревянная решетка. Впрочем, эти решетки в окнах сохранились и поныне. Подойдя к окну, жених подносит невесте платок с лакомством или фруктами и обязательно коробочку с мастикой (саккыз), которую так охотно жуют татарские женщины по целым дням. Коробочки для мастики с зеркальцем вместо крышки продаются во всех деревенских лавках. Свидание начинается с обычных формул приветствия, иногда в стихах: алеким селям, хошкелдын, сен екенсын багларда кокуген, гуль тарызенда, селям алеикум салти кызга. Девушка отвечает: алеким селям, кошкельдын сен екенсын багларда кокуган, гуль экенсан (привет тебе, ты пришел – значит, в саду благоухает роза). Или: Аллах верди сени бана гаеинин соилерим бен сана беним геликим такторамсан кысметим сик сен беним севдим секи джандан гозюм, бюль бюлюм. Ракы – водка. Хайтурма – излюбленный танец татар. Пущенная стрела назад не возвращается – татарская поговорка: Атылан иок гери донмес. Говорят еще: харандан гелир, баранда кетыр – нехорошее придет, хорошее уйдет (взято из Корана). Таты – горные татары, в отличие от нагаев – степных татар.