Легенды Крыма - Никандр Александрович Маркс

руками горящие куски, спешил спрятать у себя на груди. Плакал от радости и страха, звал прекрасную Кэтыджэ.

Тяжело было нести. Подкашивались ноги, не помнил, как добрался до деревни.

Не было даже сил постучать к Кэтыджэ. Упал у порога.

– Кетерлез дал много золота. Все твое. Принес тебе, моя чудная.

Шли тихо слова, не доходили до Кэтыджэ. Спала крепко она, обняв руками другого.

Не нужен ей больше Хабибула.

И умер Хабибула.

Хабибула öльдю.

Может быть, лучше, что умер, не взяв в руки прекрасного.

Если бы взял, может быть, оно перестало бы быть таким. Кто знает.

Уходил Кетерлез из тех мест, думал:

«Ушел с земли Хабибула-певец. Ничего, придет на его место другой. Пройдет одно лето, придет другое. Оттого никогда не умрет Кетерлез».

Пояснения

В Козской долине (несколько в сторону от шоссе на пути из Отуз в Судак), на горе Кетерлез-Оба сохранились развалины церкви св. Георгия. В Георгиев день, 23 апреля, туда ходят местные жители поставить восковую свечу бал-муму (буквально «медовый воск»); раньше ходили и татары. У крымских татар этот день празднуется особым образом. В этот день не запрягают волов и лошадей и идут в сады, где варят кофе, делают шашлык и веселятся. Если есть певцы и поэты, охотно их слушают. Рассказывают, что в ночь на следующий день по лесу ходит Кетерлез, зажигает золото, скрытое в недрах земли, и человек, который встретится с Кетерлезом, может стать богатым.

Кетерлез, Хедерлсз, Хыдыр-Эллез – мифическое существо, связываемое в одних местах с именем Георгия, как в Козах и Керчи, близ которых находится Кетерлезская Св. Георгия киновия, в других – с пророком Ильей (Кетырльяз – «грядущий Илья»).

Надо заметить, что пророк Илья, особенно почитаемый у мусульман праведник, ясновидящий и являющийся людям в разных образах. Поговорка «Если ты любишь благополучие, то убивай в себе ложь, а не змею», по-татарски еще имеет за собой и характер игры слов, так как по-татарски ложь – ялан, а змея – иылан. Иландан эвель яланы ольдюр.

Легенду мне рассказывал мулла Аджи-Сейтар.

Карасевда

Тарахташская легенда

– Облако, если ты летишь на юг, пролети над моей деревней, скажи Гюль-Беяз, что скоро вернется домой Мустафа Чалаш.

Пролетело облако, не стало видно за тюремной решеткой.

Целую ночь работает Мустафа Чалаш, чтобы разбить кандалы.

Только не там ломится железо, где его пилят. Демир егелеген ерден копалмаз.

Лучше не спеши домой, Мустафа. Подкралась Карасевда – черная кошка и ходит близко от твоего дома.

Но бежал Мустафа Чалаш из тюрьмы и скрылся туда, где синеют горы.

Долго шел лесом и знал, что недалеко уже Тарахташ, да трудно идти в гору, устал.

А позади звенит колокольчик, догоняет – едет становой.

Спустился Мустафа Чалаш в Девлен-дере, Пропалую балку, как зовут ее отузские татары.

Если нападает на кого Карасевда, непременно придет сюда, чтобы повеситься.

Лег Мустафа Чалаш под дерево. Ветра нет, а каждый лист дрожит, шевелится, говорит что-то. Может быть, то осень пришла; может быть, жалеет человека, который пришел сюда.

Было жарко. Закрыл глаза Мустафа Чалаш, и пришел к нему странный сон.

Сидит, будто старый козский Аджи-Мурат у себя перед домом, пьет холодную бузу, ждет невесту. Едет свадебный мугудек, и четыре джигита держат над ним на суреках шелковую ткань.

Остановился мугудек. Бросил Аджи-Мурат джигитам по монете. Опустили джигиты золотые суреки, крикнули: «Айда!» Подхватил на руки ткань невестин дядя, завернул в нее невесту и унес в дом.

Заиграли чалгиджи, изо всей силы ударило думбало.

– Айда! – крикнули джигиты, и Мустафы Чалаша невеста стала женой старого Аджи-Мурата.

Мяукнула в кустах черная кошка. Вздрогнул Мустафа Чалаш, проснулся.

Смотрели на него с дерева злые глаза. Не видел их Чалаш; только ныло сердце.

Совсем близко подкралась Карасевда.

Схватил Мустафа Чалаш дорожную сумку, выбрался из балки.

Увидел свои горы: Алчак-кая, Куш-кая… Легче стало.

Садилось солнце, спадала жара, по всему лесу неслись птичьи голоса. Запел и Чалаш.

– Алчак-кая. Куш-кая, Сарындэн-Алчак… Эмир Эмирсы бир кызы памукшан имшак. Слаще меда, тоньше ткани, мягче пуха Эмир Эмирисова дочь…

Завтра день под пятницу; завтра ночью пойдет Мустафа Чалаш под окно к невесте, скажет Гюль-Беяз «горячее слово».

Скажет: «Любимая, сам Аллах назначил так, чтобы я полюбил тебя. Ты судьба моя, моя тактыр. Говорит тебе жених твой».

И ответит Гюль-Беяз:

– Ты пришел, значит, цветет в саду роза, значит, благоухает сад.

И расцветет сердце Мустафы, потому что любит его та, которая лучше всех.

Пришла ночь, зажглись звезды, зажглись огни по долине.

Вот бугор, за ним дом старого Чалаша.

Сидит на бугре нищий цыган, узнал его.

– Вернулся?

Подсел к нему Мустафа.

– Нэ хабер? Что нового?

– Есть кое-что… – Помолчал немного. – Вот скажи, какой богач Аджи-Мурат, а на свадьбе двух копеек не дал.

– Какой свадьбе? – удивился Мустафа.

– Гюль-Беяз взял, двух копеек не дал.

Вскочил на ноги Мустафа Чалаш, сверкнул за поясом кинжал.

– Что говоришь?

Испугался цыган.

– Спроси отца.

Как в огне горел Мустафа Чалаш, когда стучал в дверь к отцу, и не узнал старик сына, принял за разбойника.

Испугался еще больше, когда понял, что сошел сын с ума от любви к Гюль-Беяз.

Не ночевал дома Мустафа Чалаш; разбудил трех молодцев, позвал в Судак ракы пить.

Разбили молодцы подвальную дверь, выбили дно из бочки, пили.

Танцевал в вине Мустафа Чалаш, танцевал хайтурму, всю грудь себе кинжалом изранил, заставлял товарищей пить капли крови своей, чтобы потом не выдали.

А на другой день узнали все в Судаке и Тарахташе, что вернулся Мустафа Чалаш домой и что тронула его Карасевда.

Дошел слух до Коз, где жил старый Аджи-Мурат с молодой женой. Испугался Аджи.

– Чего не сделает человек, когда тронет его Карасевда.

Запер Гюль-Беяз в дальнюю комнату, и сам боялся выйти из дому.

Но раз пошел в сад за деревню и не узнал своего места. Кто-то срубил весь виноградник.

Догадался Аджи-Мурат кто и послал работника заявить в волость.

А ночью постучал работник в дверь.

Отворил Аджи-Мурат дверь, не работник, сам Мустафа Чалаш стоял перед ним.

– Старик, отдай мою невесту.

Упал перед ним Аджи:

– Не знал я, что вернешься ты. Теперь не пойдет сама.

– Лжешь, старик! – крикнул не своим голосом Мустафа. – Позови ее сюда…

Попятился Аджи к дверям, заперся в жениной комнате, через окно послал будить соседей.

Сбежались люди.

Ускакал Мустафа Чалаш из Коз, а позади него на седле уцепилась черная кошка.

Теперь всегда она с ним. По ночам разговаривает с нею Мустафа, спрашивает совета.

И подсказала Карасевда пойти в Козы,