Дыхание снега и пепла - Диана Гэблдон

Или если бы случился какой-нибудь семейный скандал, например, что его папа на самом деле не умер, а сидит в тюрьме? Если рассказать ребенку, пока он маленький, думаю, что это не ранит его сильно и ему наверняка будет комфортнее с этим, когда он вырастет. Если он узнает об этом поздно, это может стать шоком.

Он насмешливо посмотрел на нее искоса.

— Ты-то знаешь по опыту.

— И ты тоже. — Она говорила сухо, но почувствовала эхо этого опыта даже сейчас. Неверие, гнев, отрицание, а потом — внезапное обрушение ее мира, когда она начала, помимо своей воли, верить. Чувство опустошения и покинутости. Черная волна гнева от ощущения предательства — как много из того, что она воспринимала за прописные истины, оказалось ложью.

— По крайней мере, в твоем случае не было выбора, — сказала она, устраиваясь поудобнее у края кровати. — Никто не знал о тебе, никто не знал о тебе секретов, о которых молчал.

— О, и ты думаешь, что они должны были рассказать тебе о путешествиях во времени раньше? Твои родители? — Он поднял черную бровь, подсмеиваясь над ее наивностью. — Я прямо вижу записки, которые приходили бы тебе домой из школы: «У Брианны очень богатое воображение, но она должна понимать, когда фантазии неуместны».

— Ха. — Она отпихнула в сторону остатки одежды и постельного белья. — Я ходила в католическую школу. Монашки бы назвали это ложью и положили бы этому конец, точка. Где моя сорочка? — Она вылезла из нее полностью во время схватки, и несмотря на то, что ей было все еще жарко от последствий борьбы, Брианна чувствовала себя неуместно обнаженной, как бы выставленной напоказ, даже в тусклом свете комнаты.

— Вот она. — Он выдернул сверток льна из общей массы и встряхнул его. — Так что ты думаешь? — Он посмотрел на нее снизу вверх, приподняв одну бровь.

— Думаю ли я, что они должны были мне сказать? Да. И нет, — призналась она неохотно. Она взяла сорочку и натянула ее через голову. — Я имею в виду… я понимаю, почему они не сказали мне. Для начала, в это не верил папа. Что он думал… что ж, что бы это ни было, он попросил маму позволить мне считать его моим настоящим отцом. Она дала ему слово, и я не думаю, что она должна была его нарушать, нет.

Насколько ей было известно, мама только однажды нарушила свое слово — невольно, но с ошеломляющим эффектом.

Она разгладила на теле поношенную сорочку и поймала концы завязок, которые затягивали горловину. Теперь она была одета, но чувствовала себя такой же уязвимой, как если бы оставалась голой. Роджер сидел на матрасе, методично перетряхивая одеяла, но его глаза были сфокусированы на ней, зеленые и вопрошающие.

— И все же это была ложь, — выпалила она. — Я имела право знать!

Он медленно кивнул.

— Мммхм. — Он поднял перекрученную простыню и начал ее разворачивать. — Ай, что ж, я могу понять, что ребенку можно рассказать, что его усыновили или что его папа в тюрьме. Здесь, правда, могут быть детали. Ну, например, папа убил маму, когда обнаружил ее на кухне совокупляющейся с почтальоном и шестью хорошими друзьями. Может быть, это и не будет иметь значения для него, если ты расскажешь ему, пока он маленький. Но это будет иметь значение немного позже, когда он решит привлечь к себе внимание, рассказывая об этом друзьям.

Брианна прикусила губу, чувствуя, что неожиданно разозлилась и обиделась. Она не думала, что ее чувства все еще так близко к поверхности, и ей не нравилось, что она обнаружила их там и что Роджер об этом узнал.

— Ну… да. — Она взглянула на колыбель. Джемми поменял положение: теперь он свернулся как ежик, прижав личико к коленкам, и ничего, кроме его округлой попки под ночной рубашкой, не было видно. Она возвышалась над краем колыбели, словно луна, поднимающаяся над горизонтом. — Ты прав. Мы должны подождать, пока он не повзрослеет достаточно, чтобы понимать, что это секрет и что он не может говорить об этом с людьми.

Кожаный ремешок выпал из очередного одеяла. Роджер наклонился, чтобы подобрать его, темные волосы рассыпались вокруг лица.

— Ты когда-нибудь захочешь рассказать Джемми, что я не его настоящий отец? — не глядя на нее, тихо спросил он.

— Роджер! — Вся ее злость исчезла, уступив место волне паники. — Я не сделаю этого и в сотню миллионов лет! Даже если бы я считала, что это правда, — добавила она поспешно. — А я так не думаю, Роджер! Не думаю! Я знаю, что ты его настоящий отец! — Она села рядом с ним, отчаянно схватив его за руку.

Роджер криво улыбнулся и похлопал ее по руке, но не встретился с ней взглядом. Он немного подождал, затем подвинулся, осторожно отстраняясь для того, чтобы собрать волосы.

— Это то, о чем ты говорила. Разве он не имеет права знать, кто он такой?

— Это не… Это другое.

Разница действительно была. Действие, в результате которого она появилась на свет, не было изнасилованием — но оно было непредумышленным. С другой стороны, в том случае в отцовстве не было сомнения. Оба — нет, все трое ее родителей — знали точно, что она была дочерью Джейми Фрейзера.

Она снова посмотрела на колыбель, инстинктивно ища какой-нибудь знак, неоспоримое свидетельство отцовства Роджера. Но Джемми был похож на нее и на ее отца, как цветом волос, так и чертами. Он был крупным для своего возраста, с длинными конечностями и широкой спиной, как и оба мужчины, которые могли быть его отцами. И у обоих, черт возьми, были зеленые глаза.

— Я не скажу ему этого, — твердо сказала она. — Никогда. И ты тоже. Ты его отец в любом из тех смыслов, которые имеют значение. Для него нет причин знать даже о том, что Стивен Боннет существует.

— Кроме той, что он существует, — заметил Роджер. — И думает, что ребенок — его. Что, если они когда-нибудь встретятся? Когда Джем будет старше, я имею в виду.

Она не имела привычки осенять себя крестным знамением во время приступов тревоги, как делали ее отец и кузен, но сейчас она перекрестилась, заставив Роджера рассмеяться.

— Ничего смешного, — сказала она, выпрямляясь. — Этого не случится. А если случится — если я когда-нибудь увижу Стивена Боннета поблизости от моего сына, я… Что ж, в следующий раз я просто буду целиться выше, вот и все.

— Ты определенно вознамерилась подарить своему ребенку отличную историю для одноклассников, да? — Он говорил легко, с юмором, и она немного расслабилась,