Здесь, под северной звездою...(книга 2) - Линна Вяйнё

и следовало бы, мне кажется, стремиться к пониманию. Со своей стороны я обещаю сделать все возможное, чтобы уговорить хозяев, если вы сможете хоть несколько умерить ваши требования.

— Это минимальные требования, выработанные и принятые общим собранием. Если переговоры не дадут результатов, можно будет, конечно, собраться вновь и поставить вопрос о пересмотре требований, но я сомневаюсь, чтобы люди пошли на попятную. Очень сомневаюсь.

— Но разве справедливо сразу ставить явно ультимативные требования?

— Господин пастор! Этим людям никогда не давали возможности выбирать, а их мнения не спрашивали, им только указывали и приказывали. Я полагаю, нельзя требовать от них деликатности в момент, когда впервые за всю жизнь они приобрели некоторое влияние. Но даю вам слово, господин пастор, я не пожалею сил ради того, чтобы принять честное и справедливое решение. Однако вам известно, что решающее значение будет иметь позиция барона.

Халме перевесил трость на другую руку, сдержанно поклонился и вышел.

Пастор вернулся в канцелярию.

— О, боже милостивый... Что-то нас ожидает? Он становится все несноснее, в этой своей деревянной важности. Прежде... прежде все эти простые торппари и батраки... Тысячу раз я мог бы поссориться с ними и... Куда идет все это? Чем мы так прогневили бога?

— Этого бога зовут, конечно, Эдвард Валпас-Хэннинен. Перед нами, несомненно, очередной подвал все той же очаровательной газеты «Тюемиес». Но пусть, пусть начинают забастовку — тогда я выйду работать на поле!.. Я смогу работать... Это, кстати, будет прекрасным ответом на их наивное представление о господах... Сейчас я принесу с чердака твои сапоги... Пусть посмотрят.

— Надеюсь, ты все-таки не думаешь серьезно... Наконец, неудобно... Могу, конечно, я пойти.

— Теперь не время раздумывать, что удобно, а что нет. Неужели ты спасуешь перед этими ватагами хулиганов, которые останавливают молочные заводы! У человека все же есть обязанности и пренебрегать ими недостойно. Я достану сапоги. Пусть приказчик запряжет мне лошадей...

Всю дорогу до имения барона Анттоо мрачно поглядывал на Халме.

— Для того ты пошел к ним, чтобы обозвать рабочих ребятишками?.. Ругать нас они и сами умеют. Тут их учить не нужно.

Халме краешком глаза взглянул на Анттоо и спокойно сказал:

— Это ведь только оборот речи. Я имел в виду, что ребенок, которого много раз обманывают, становится в конце концов таким недоверчивым, что, покажи ему даже настоящего деда-мороза, он все равно скажет: этого не бывает.

— Хм... Настоящего деда-мороза... Такого, и верно, не бывает.

Халме шагал, бодро размахивая тростью, прямой и подтянутый. Искоса взглянув на Анттоо, он задумчиво проговорил:

— Откуда мы можем это знать с такой уверенностью?

Анттоо в недоумении оглянулся на спутников: мол, как они относятся к этому. Но они не слушали их разговора, h Анттоо, поглядев то на того, то на другого, сердито выругался про себя и отошел в сторону.

Аксели, занятый своими мыслями, почти всю дорогу не проронил ни слова. Да и остальные молчали. Слышались только звуки шагов. Наконец Аксели не вытерпел:

— Можно подумать, что никакой революции и не было.

Барон в дом их не впустил, а вышел к ним сам. Он говорил как-то особенно тихо и был чрезвычайно вежлив. Несколько раз он просил Халме повторить слово или фразу, которых он не понял. Затем так же тихо и вежливо заявил, что на их коллективные требования он не согласится. Пусть парламент издаст закон. Частных договоров о продолжительности рабочего дня он делать не будет.

— Это нет мои люди. Эти суть таковые, кои посланы со стороны из села. Они приносят беспорядки, скандальство.

Халме терпеливо излагал свои доводы. Барон с трудом сдерживал возмущение. Реплики его становились все более отрывистыми и резкими. Халме, словно не желая отставать от барона, заговорил сухо и твердо.

— Я оставляю это на ваше усмотрение, господин барон. Ваше положение и авторитет позволяют вам принять решение. Я бы просил вас по крайней мере посоветоваться с другими работодателями. О решениях вы можете сообщить мне по телефону. Я бы настоятельно просил вас принять во внимание изменившееся положение.

Они ушли, и дорогой Анттоо ворчал:

— Еще прислушается к тому, что люди говорят... Общество Финляндии нынче... эх, са-атана...

IV

Забастовка началась на другой день. У барона собралось совещание. Пастор пробовал найти возможность примирения, но безуспешно. Хозяева из села предлагали объединиться с ними и не идти ни на какие уступки.

Молодежь Пентинкулмы теперь долго спала по утрам. Приятно было понежиться в постели, потом встать, но спеша одеться и отправиться бродить по деревне. А там, встретив друзей, узнаешь новости, поболтаешь о том, о сем.

Торппари работали на своих полях — теперь уж и в свои, и в хозяйские дни. Пожилые батраки и работники постукивали у себя в дровяных сарайчиках или во дворе. Но многие все же, хоть и участвовали в забастовке, мучились угрызениями совести. Легко ли отречься от привычек, унаследованных от отцов и дедов. Да и не все действительно бастовали. Известно было, что поденщики Теурю выходят на работу. Точно так же и в пасторате работали все, кроме Аксели. Даже у барона остались на работе некоторые из его верной «дворни».

Младшие братья Коскела с утра уходили в деревню и пропадали частенько до позднего вечера. Они одевались не празднично, но и не буднично. Конечно, основу составляла будничная одежда, но тут же для форса надевалась непременно какая-нибудь из лучших вещей — пиджак или шапка.

Подолгу стояли во дворе рабочего дома. Некоторые играли в карты. Другие, вспомнив мальчишеские забавы, играли в мяч или бросали монеты, целясь в основание колышка, вбитого в землю. Попавший забирал себе все деньги, до которых мог достать указательным пальцем, не отрывая большого пальца от колышка. Ловкий, сноровистый Оску Кививуори подбирал своими длинными пальцами все деньги, и тяжелые медяки оттягивали ему карман.

К вечеру приходили девушки. Они шли, держась под руки — по четыре и по пять в ряд. Так они и стояли, отвечая сообща на выкрики парней.

Ребята с особенной охотой задевали Элму Лаурила, так как им доставляло удовольствие слышать ее смелые и порой весьма непристойные ответы. Между собой они потом говорили, качая головами:

— Ну и сильна, помоги бог! За этакую чертовку и браться-то боязно. Ведь она же, бестия, осрамит потом мужчину, если тот не выдержит с вечера и до самого утра.

Аку, засунув руки в карманы, небрежно бросал с видом знатока, стараясь не отстать