Сын - Алехандро Паломас

между деталями головоломки, сваленными беспорядочной кучей, сверкнула догадка.

«Ну естественно, — подумала я. — Как я раньше не додумалась?!»

Отодвинув рисунок, кликнула на иконку поисковика в компьютере. Набрала «15 августа испанская стюардесса», нажала на «Enter».

Ничего.

Ни одной ссылки.

За окном, еще ближе, снова грянул гром, откликнулся глухими отголосками. В океане черных туч не оставалось практически ни одного просвета. Я встала, сварила еще кофе, стала прохаживаться по кабинету, пытаясь заново упорядочить мысли.

«Мария, ты что-то упускаешь из виду, — думала я. Снаружи царил просто-таки вечерний сумрак, даром что еще утро. — Какую-то мелочь не учла».

Бродя кругами по комнате, я остановилась у двери, чтобы глотнуть горячего кофе… и тут заметила рисунок на белой фарфоровой кружке — силуэты Биг-Бена и Тауэрского моста, а под ними квадрат с надписью «I ♥ London».

И чуть не выронила кружку. Ну естественно! Вот разгадка! Поставила кружку на подоконник, бросилась к телефону.

Школьный секретарь Эстер взяла трубку после первого звонка.

— Привет, Эстер, утро доброе. Это Мария, психолог. Мне срочно нужна кое-какая информация.

— Пожалуйста, — ответила она деловито. — Я тебя слушаю.

— Найди мне вторую фамилию[17] Гильермо Антунеса. Четвертый класс.

— Минутку, — сказала она. Застучала по клавишам. В трубке слышалось ее дыхание. Через несколько секунд она перехватила трубку поудобнее, сказала: — Так. Ищем: Гильермо… — забормотала под нос. И, наконец: — Уиллет. Гильермо Антунес Уиллет.

Я попросила продиктовать фамилию по буквам. Повесила трубку.

На этот раз должно сработать.

Набрала в «Гугле», в разделе «Новости»: «Аманда Уиллет стюардесса август».

Других ключевых слов не понадобилось.

Поисковик нашел сто четырнадцать ссылок на статьи.

И заголовки были практически одинаковые.

* * *

Прошло не больше пятнадцати минут. За это время я успела допить кофе, забежать в зал и предупредить Клару, что мне надо отлучиться по непредвиденному срочному делу, спуститься на парковку, сесть за руль и примчаться сюда пулей. В лифте я написала Соне по «Вотсапу»: «Соня, мне пришлось уйти, концерт я перепоручила Кларе. Это касается Гилье. Это срочно. Вернусь, как только смогу. Доверься моим выводам».

А сейчас, пока я жду ответа на сообщение, за дверью слышны шаги. Неспешные. Все ближе и ближе. Шаги затихают. Круг света в глазке гаснет. С той стороны двери на меня смотрят в напряженном молчании. Наконец в глазке снова виден свет, дверь с тихим скрипом приоткрывается.

— Вы? — спрашивает тот, чьи шаги я только что слышала. На его лице — смесь удивления с досадой.

— Можно войти?

Издалека долетают звуки — новости из радиоприемника, но здесь, на лестничной площадке, снова повисает тревожное безмолвие. Мы молча смотрим друг на друга. Затем он медленно качает головой, опускает глаза. Вот-вот захлопнет дверь перед моим носом… Но нет, он медленно отступает вбок, тихо говорит:

— Проходите.

Я заношу ногу над порогом, и в этот самый миг мой телефон пищит. Машинально касаюсь экрана, читаю Сонин ответ: «Мария, вперед! И поосторожнее с айсбергами».

Деланно улыбаюсь, вхожу. Когда Мануэль Антунес неторопливо прикрывает дверь, щелчок замка леденит мне кровь. Пытаюсь не подавать виду, раздвигаю губы в улыбке.

«Мария, вперед», — говорю себе, набираю в грудь воздуха и делаю первый шаг по коридору, туда, где должна быть гостиная.

Глава VII. Тайна Аманды Уиллет, белая спортивная сумка и самая необычная Мэри Поппинс

Мария

— По-моему, шли бы вы лучше отсюда.

Мануэль Антунес сидит передо мной и ждет, упершись локтями в обеденный стол. Небритый, нечесаный, в серых трениках — должно быть, это его домашний наряд, а заодно пижама. Столовая, она же гостиная, обставлена скудно — бурый диван, стол, три стула, телевизор. У стены штабеля картонных коробок — вероятно, с вещами, еще не распакованными после переезда. Атмосфера временного жилья или, скорее, типичной берлоги неряшливого холостяка. Нет ни комнатных цветов, ни картин. Из окна видны крыши да улица, а еще — зловещее небо, нависающее этим утром над землей словно темно-серое покрывало.

Мануэль Антунес смотрит на меня, качает головой. В тот же миг за широким окном снова гремит гром, и с балконных перил взлетает пара голубей. Гроза нагнетает напряженность: воздух почти наэлектризован.

— Я вам еще в тот раз сказал: не суйтесь больше в наши дела, — говорит он с угрозой. — Ни Гилье, ни мне не требуется ничья помощь.

Вот его первые фразы с тех пор, как мы минут десять назад присели здесь за стол. Все мои попытки завязать разговор о Гилье и причине моего визита разбивались о безмолвие Антунеса. Он молчал, как истукан, а потом наконец обронил свое «шли бы вы лучше отсюда». Я заранее ожидала, что он так заявит. Прежде чем ответить, тоже упираюсь локтями в стол.

— А по-моему. вам сначала стоит меня выслушать, сеньор Антунес. — Он поднимает на меня глаза, красные от усталости, смотрит пристально. Отмалчивается. — Прошу вас.

Молчание.

— Я знаю, вам неприятна эта тема. Теперь-то я понимаю, что все эти месяцы вы шли на нечеловеческие усилия, стараясь уберечь Гилье. Адская работа. — Пытаюсь улыбнуться, но как-то не выходит. — Но, возможно, теперь вам стоит принять помощь.

Молчание. Новый раскат грома, чуть ли не у нас над головой. Антунес выдыхает через нос, трет ладонями щеки — как будто умывается, пытаясь проснуться.

— Как бы то ни было, я считаю, что времени прошло достаточно и, по-моему, если нынешняя ситуация затянется еще дольше, это плохо подействует и на Гилье, и на вас, — сказала я. — Мы, я… мы могли бы вам помочь, давайте вместе додумаемся, как завести разговор на эту тему. Такой новостью нелегко поделиться с ребенком, даже с таким, как Гилье.

Мануэль Антунес насупился, и у меня впервые с начала разговора сложилось впечатление, что он меня действительно видит, действительно находится в одной комнате со мной.

— Никак не пойму, о чем вы толкуете, — произнес он с металлом в голосе. Потом перевел взгляд на окно, и его зрачки потемнели, отразив черное небо. — Я вот что думаю: уходите. — Покосился на часы. — Да. Лучше всего вам уйти. Я занят.

Я сделала глубокий вдох. И все-таки сказала то, что намеревалась сказать.

— Я всё знаю, сеньор Антунес.

Он и глазом не моргнул. Выждал несколько секунд, а потом скорее пробурчал, чем проговорил:

— Всё?

И еще больше сморщил лоб, словно мои слом остались для него загадкой.

— Всё.

Он промолчал. Еще раз выдохнул через нос, и только.

— Я знаю, что случилось с… вашей женой, — сказала я. — И поверьте, я